Морис Самюэл - Кровавый навет (Странная история дела Бейлиса)

Профессиональное усердие Мищука, приводившее Голубева в ярость, получило бы полную поддержку Чаплинского, если бы он мог рассчитывать, что Мищук в случае надобности может быть вовлечен в конспирацию.

(22) Но Мищук не кооперировал, он с самого начала не оставлял ни малейших сомнений, что он намерен честно работать. Печальная в дальнейшем судьба Мищука является прекрасной иллюстрацией тех технических приемов администрации, которыми она пользовалась в своей постановке дела Бейлиса.

5.

Все, чего следователь мог добиться от Веры Чеберяк, это изложения ее собственного мнения об убийстве. Она заявила, что она не видела Андрюши в день убийства, но находилась в толпе, когда его хоронили. "Мне сказали - заявила она, - что Андрюша был убит евреями; когда гроб опускали в могилу - в воздухе разлетались листовки; в этих листовках было сказано, что евреи убили Андрюшу; и я тоже думаю, что наверное, евреи его убили - никто другой не желал ему смерти; но у меня нет для этого доказательств".*

Мальчика Женю тоже привели для допроса: он заявил, что Андрюша приходил к нему приблизительно за две недели до того, как нашли его тело; ввиду того, что Андрюша редко приходил на Лукьяновку, можно было заключить, что он пришел именно 12-го марта. По словам Жени, Андрюша предложил ему выйти к нему, не заходя сам в дом. Он, Женя, отказался, и Андрюша ушел один; Чеберяк, матери Жени, в это время не было дома.

Впоследствии выяснилось, что Женя лгал; на самом деле он вышел к Андрюше, а мать его была дома. Однако Мищук, может быть и подозревая, что и Женя, и его мать лгут, имел свою собственную теорию убийства, построенную на других предпосылках.

Вскоре после того, как тело было найдено, Андрюшина мать, полиция, и разные другие люди получили одновременно анонимные письма; содержание всех этих писем было одно и то же: Андрюша стал жертвой евреев, убивших его для своих ритуальных надобностей.

Для расследования эти письма не имели никакой ценности но два из них привлекли внимание следователя; первое было (23) адресовано к Андрюшиной матери с почтовым штемпелем раннего утра 24-го марта и должно было быть опущено в ящик накануне вечером; в нем с приблизительной точностью указывалось количество ран, сосчитанных во время вскрытия на теле заколотого мальчика. Мы должны тут вспомнить, что первое вскрытие было закончено 24-го марта, и рапорт о нем был опубликован в газетах только 25-го.

Второе письмо было получено полицейским врачом Карпинским в утро 22-го марта, когда он отправлялся на вскрытие. И в этом письме тоже указывалось почти точно число ран, позже найденных на теле.

Мы должны исключить всякую возможность, что кто-нибудь мог осмотреть тело и сосчитать на нем раны между тем временем, когда оно было опущено в пещеру и официальным вскрытием. Такой осмотр мог быть сделан только медиком, располагавшим необходимыми инструментами и освещением, так как многие раны были невидимы для простого глаза; это были микроскопические уколы, нанесенные острым орудием. Такого оборудования никак нельзя было доставить ни в пещеру ни в мертвецкую; также невозможно предположить, что такой тщательный и длительный осмотр мог быть совершен в анатомическом театре без ведома доктора Карпинского.

Таким образом нельзя избежать вывода, что письма эти были написаны или одним человеком, или же по инициативе нескольких людей до того, как убийство было совершено. Судя по состоянию тела Андрюши, Мищук решил, что была сделана попытка симулировать ритуальное убийство.

Теперь, как и в нескольких других случаях в будущем, мы должны опередить суд над Менделем Бейлисом - суд, состоявшийся только два с половиной года спустя.

Администрация также как и прокуратура (надо рассматривать эти два учреждения, как ветви одной и той же конспирации) утверждали, что никакой симуляции не было, а что произошло настоящее ритуальное убийство. Защита же, по тактическим соображениям, которые будут объяснены позже, избегала указывать, что была сделана попытка симуляции ритуального убийства. Защита, так же как и администрация, по известным только им самим причинам, не стали обсуждать, в (24) этой начальной стадии, эти странные письма. Однако, позже на суде, они снова привлекли к себе внимание, и о них зашла речь.

В докладе Мищука (доклад этот он отказался уничтожить) заявлялось, что убийство было совершено бандой грабителей, что местом преступления служила квартира Веры Чеберяк, а побуждающей причиной к нему была возможная провокация погромов, с сопровождающими их грабежами.

Нам так и не удалось установить ни по одному из просмотренных нами документов, на чем собственно он основывал свою гипотезу, утверждая, что местом преступления была квартира Чеберяк. Мищука убрали со сцены с большой поспешностью, поэтому не приходится удивляться, что этих подробностей доклада в архивах найти не удалось.

Мищук, в целом, основывал свою гипотезу на репутации Чеберяк и посещавших ее квартиру мужчин, а в частности на пропитанном кровью (со следами спермы на нем) куске наволоки, найденном в кармане тужурки убитого мальчика.

Долгие и ожесточенные прения происходили на суде из-за этого куска наволоки. Два свидетеля защиты заявили, что вскоре после убийства ими было замечено, что наволоки на одной из четырех подушек в общей комнате Чеберяк недостает; они также заявили, что узор на найденном куске в точности совпадает с узором на остальных наволоках.

Обвинители, конечно, отрицали этот факт; иностранные же журналисты, а также русские корреспонденты, не принадлежавшие к антисемитской группе, были единодушно на стороне защиты.

Можно сделать логический вывод, без боязни ошибиться, что Мищук в своем "преследовании" Веры Чеберяк, после обыска в ее квартире, был того же мнения, что и защита.

6.

В середине апреля, когда еще месяца не прошло со дня убийства, крики поднятые в Киеве о ритуальном убийстве были монополизированы крайне правой печатью. Вся страна была (25) наводнена злобными, ядовитыми статьями, связывающими пагубный либерализм с малейшим намеком на смягчение еврейского бесправия.

Одна газета писала;

"Сохрани Бог Россию от еврейского равноправия еще больше чем от огня, меча и вражеского нашествия; наши слезливые либералы не видят, что это за порода людей; сущность еврейского вопроса содержится не в их религии, хотя эта религия и остается вечно враждебной христианству; в евреях надо видеть их опасные антропологические и социальные черты; это преступная порода - она приносит с собой разрушение во всякое здоровое общество".*

В конце апреля правые депутаты интерпеллировали в Думе: "Знают ли министр юстиции и министр внутренних дел, что в России существует еврейская преступная секта, употребляющая христианскую кровь для своих религиозных обрядов? И также, что члены этой секты замучили на смерть мальчика Андрея Ющинского в марте 1911 г.? Если министрам известен этот факт, какие меры были ими приняты для уничтожения этой секты и для поимки убийц мальчика** и отдачи их под суд?"