Сергей Цветков - Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого

3. Фрагмент из библейской книги Левит, где Господь грозит отступникам разными карами и между прочим говорит: «Оставшимся из вас пошлю в сердца робость в земле врагов их, и шум колеблющегося листа погонит их, и побегут, как от меча, и падут, когда никто их не преследует… И не будет у вас силы противостоять врагам вашим. И погибнете между народами, и пожрет вас земля врагов ваших» (Левит, 26: 36—38).

4. Притчи Соломоновы: «Нечестивый бежит, когда никто не гонится за ним… Человек, виновный в пролитии крови человеческой, будет бегать до могилы, чтобы кто не схватил его» (Притч., 28: 1, 17).

5. Апокрифическая «Книга Еноха», переведенная на славянский язык в X—XI вв.: «Потом Господь сказал Рафаилу: «Свяжи Азазиэля [213]и брось его во тьму и заключи в пустыню… и когда настанет день суда, прикажи ввергнуть его в огонь».

Таким образом, автор статьи под 1019 г., не располагая никакими историческими фактами относительно смерти Святополка, но нимало не сомневаясь в неизбежности Божьего суда, представил читателям «идеальную» картину воздаяния «окаянному» братоубийце. По И.Н. Данилевскому, он хотел сказать примерно следующее: «Нечестивый Святополк, повинный в пролитии крови человеческой, бежал от Ярослава, как злодей и богохульник Антиох из Персии. И не было ему спасения. И умер он невесть где [214], подобно Ироду Окаянному, приняв муки за свое неверие. И после смерти вечно мучим, связанный в пустыне» {223} .

В средневековой Скандинавии о гибели Святополка («Бурицлава») рассказывали совершенно иначе. Согласно «Пряди об Эймунде», он пал от руки норвежского героя. Когда Бурицлав в третий раз двинулся «в Гардарики с огромною ратью и многими злыми народами», Эймунд вышел ему навстречу всего с двенадцатью самыми храбрыми своими товарищами. Переодевшись купцами, они разведали местность на пути движения вражеского войска и обнаружили красивую лесную поляну, на которой, как предугадал Эймунд, Бурицлав непременно остановится на отдых. На поляне рос ветвистый дуб. При помощи крепкой корабельной веревки викинги пригнули его верхушку к земле и закрепили в таком положении. Это было сделано затем, что как раз рядом с этим прекрасным деревом, по предположению Эймунда, Бурицлав должен был разбить свой шатер. Все так и случилось. Люди Бурицлава поставили под дубом «государственную палатку, а по сторонам, подле леса, расположилась вся рать». Ночью, когда вражеские ратники «напились и наелись, сколько им было угодно» и завалились спать, Эймунд разделил свою дружину на два отряда: шесть человек оставил в лесу сторожить лошадей, а с шестью другими прокрался в лагерь Бурицлава. У «государственной палатки» они накинули на ее верх веревку с петлей, другой конец которой прикрепили к верхушке согнутого дуба, и затем обрубили веревку, придерживавшую нагнутое дерево. Дуб распрямился «сильно и мгновенно», сорвав с земли палатку и потушив «мелькавшие внутри нее огни». Эймунд «быстрыми ударами» прикончил Бурицлава и «многих других», бывших в шатре. Потом, отрубив у мертвого «конунга» голову, он беспрепятственно добрался до того места, где его ожидали оседланные кони, и ускакал со своим трофеем в Киев.

Оправданное недоверие к летописному известию под 1019 г. побудило многих исследователей отдать предпочтение (с теми или иными оговорками) версии скандинавского источника. Но более внимательный анализ обнаружил, что литературная условность господствует в «Пряди» ничуть не меньше, чем в летописи. Убийство при помощи согнутых деревьев, переодевание героя с целью проникновения в стан врага, исключение из действия помощников главного противника и прочие ситуации, положения и перипетии, на которых держится сюжет саги, восходят к расхожим мотивам античной и средневековой (византийской, западноевропейской, скандинавской) литератур {224} . Особенно показательна та сцена «Пряди», в которой Эймунд показывает конунгу Ярицлейву отрубленную голову Бурицлава: «И идет Эймунд к Ярицлейву конунгу и рассказывает ему всю правду о гибели Бурицлава. «Теперь посмотрите на голову, господин, — узнаете ли ее?» Конунг краснеет, увидя голову. Эймунд сказал: «Это мы, норманны, сделали это смелое дело, господин…» Ярицлейв конунг отвечает: «Вы поспешно решили и сделали это дело, близкое нам». В этом эпизоде воспроизведена фразеология и топика «Саги о Харальде Суровом», где викинг Хакон убивает по поручению датского конунга Свена его бывшего воспитанника и любимца Асмунда, ставшего разбойником и грабителем. Явившись затем на пир к Свену, Хакон «подошел к столу, положил голову Асмунда перед конунгом и спросил, узнает ли он ее. Конунг не отвечал, но густо покраснел» и т. д.

После этих наблюдений уже невозможно усомниться в том, что «весь эпизод убийства Бурицлава состоит из цепочки традиционных мотивов, а его кульминация является переложением фрагмента более ранней и известной саги. В нем не просматривается никаких реалий, которые могли бы восходить к рассказам о действительных событиях». Отсюда представляется вероятным, что автор «Пряди», «не зная никаких обстоятельств смерти противника Ярослава… рассказал о ней единственно доступным ему образом — с помощью знакомых мотивов, которые позволяли ему и здесь возвеличить своего героя, убившего столь грозного противника…» {225}

Тот же путь избрал для себя древнерусский монах-летописец, изобразивший смерть Святополка при помощи близких ему литературных приемов и средств. При таком состоянии источников историческое исследование лишено всякой почвы, в связи с чем приходится ограничиться констатацией того факта, что после 1019 г. Святополк исчезает со страниц древнерусских и зарубежных памятников — для наших предков с именем Окаянного, а для современного историка — истинным «козлом отпущения», унесшим с собой в безвестную могилу бремя чужих грехов.

Падение Святополка не вызвало немедленного возобновления войны с Польшей. Болеслав, по-видимому, понимал, что еще одного победного марша до Киева не будет. Теперь ему нечего было надеяться на лояльность русского населения, ибо со смертью Святополка родовое старшинство среди Владимировичей перешло к Ярославу. Последний же не спешил извлекать меч из ножен, чтобы вернуть под свою руку Червенские города, потому что летом—осенью 1019 г. был занят важными переговорами со Швецией.

Речь шла о заключении еще одного династического союза. В роли жениха на этот раз выступал сам Ярослав, недавно овдовевший. Его новой избранницей стала Ингигерд, дочь шведского конунга Олава Эйрикссона (995 — ок. 1020) от его славянской супруги Астрид, происходившей из рода вендских (ободритских) князей [215]. Олав крестился вместе с семьей в 1008 г. и дал своим детям христианское образование и воспитание.