Сергей Цветков - Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо

Перемена князей на новгородском столе спровоцировала новый виток междоусобной брани на Руси. Прежде всего это касалось самого Новгорода, где приезд Святослава Ольговича только разжег политические страсти. В городе нашлось немало сторонников изгнанного Всеволода. Летописи достаточно четко обозначают их социальную принадлежность: в основном это были «добрые мужи» — бояре и знатные люди во главе с посадником Костянтином Микуличем, занимавшим эту должность с прошлого года. Однако мы не знаем, чем была вызвана их оппозиция Святославу Ольговичу: то ли личной преданностью Всеволоду, то ли внезапно обнаружившимся недовольством какими-то конкретными действиями нового князя. Во всяком случае, накал противостояния был таков, что дело дошло до смертоубийств. В сентябре 1136 г. убили и «свергли» с моста какого-то знатного человека Юрия Жирославича — свидетельство того, что Всеволодовы приверженцы пытались добиться от веча решения о его возвращении. В ответ дворовые люди Всеволода («милостники Всеволожи») [249] Их присутствие в Новгороде, между прочим, показывает, что Всеволод и после изгнания сохранил за собой принадлежавшую ему недвижимость — «двор княж» и, быть может, села. совершили покушение на Святослава: где-то подкараулив княжеский выезд, выпустили в Ольговича несколько стрел. Князь получил ранение, но выжил.

Иная ситуация сложилась в Пскове: здесь местная знать сумела переломить настроения простых псковичей в пользу Всеволода. Заручившись тайной поддержкой новгородских и псковских «приятелей» Мстиславича, посадник Костянтин Микулич и «инех добрых муж неколико» 7 марта 1137 г. бежали в Вышгород, который великий князь Ярополк дал Всеволоду в держание. Беглецы привезли изгнаннику радостную для него весть: «Пойди, княже, тебе хотят опять». Всеволод, вероятно, не мог не увидеть в этих словах сильного преувеличения; тем не менее он сразу же выехал в Псков с братом Святополком и действительно был принят там с честью. По всей видимости, этот поступок местных жителей можно считать первым проявлением псковского сепаратизма. В отношениях с Новгородом псковичи были одержимы теми же самыми устремлениями, которые заставляли новгородцев враждовать с Киевом. Посадить у себя «своего» князя было лучшим способом освободиться из-под влияния старшего города.

Известие о возвращении Всеволода всколыхнуло Новгород. Все тайные и явные «приятели» изгнанного князя оживились, в городе снова вспыхнули раздоры. «И мятеж бысть велик в Новегороде», — замечает местный летописец. Но вернуть расположение веча к Мстиславичу его сторонникам оказалось не по силам; они и на сей раз остались в меньшинстве: «не восхотеша людье Всеволода». В страхе за свою жизнь многие «добрые мужи» побежали в Псков, а новгородцы отправились грабить их дома и дворы. Оставшихся бояр тоже подвергли розыску, нет ли среди них «приятелей» Всеволода. С заподозренных, среди которых, по словам летописца, было много невинных, взяли полторы тысячи гривен и отдали эти деньги купцам на сборы к войне.

Получив безоговорочную поддержку от городских низов, Святослав Ольгович собрал земское ополчение («совокупи всю землю Новгородскую»), призвал на помощь своего брата Глеба с курскими полками, нанял половцев и он всем этим огромным войском пошел выгонять Всеволода из Пскова. Но псковичи не испугались и приняли предупредительные меры, устроив в лесах, на пути следования новгородской рати, непроходимые засеки. Увидев неуступчивость псковичей, новгоредцы раздумали воевать. «Не хотим проливать крови братьев своих, пусть Бог все управит своим промыслом», — сказали они Святославу на войсковом сходе. Тот вынужден был повернуть назад.

Неизвестно, какой исход имела бы эта пря Мстиславича с Ольговичем за Новгород, если бы не скоропостижная кончина Всеволода, последовавшая в том же 1137 г. [250] Усердное храмоздательство Всеволода (в том числе во Пскове, где во время его краткого княжения был возведен соборный храм во имя Пресвятой Троицы) и оказываемое им покровительство духовенству не остались без внимания со стороны церкви. Местное почитание Всеволода возникло вскоре после его смерти: возле княжеского гроба, положенного в псковском храме Святого Димитрия Солунского, происходили знамения, чудеса и исцеления. 27 ноября 1192 г. чудотворные мощи Всеволода были торжественно перенесены в Троицкий собор и поставлены открыто; над гробом повесили тяжелый княжеский меч с латинской надписью: «Чести моей не уступлю никому» (Honorem meum nemini dabo). Общецерковное празднование в честь святого благоверного князя Всеволода (во святом крещении Гавриила) установлено на соборе 1549 г. С этого времени он считался небесным заступником Пскова. Его молитвам приписывали спасение Пскова от ярости Ивана Грозного в 1570 г. и благополучное избавление города от нашествия польского короля Стефана Батория в 1581 г. Псковичи и после его смерти не захотели подчиниться Святославу и посадили у себя Всеволода, брата Святополка. А между тем в Новгороде уже сожалели, что так крепко держались за Ольговича. Беды сыпались на новгородцев одна за другой. Рассерженные Мономашичи организовали торговую блокаду Новгородской земли, прекратив подвоз дешевого хлеба из Среднего Поднепровья и с Верхней Волги, и наседали со всех сторон. В то время, сетует новгородский летописец, не было мира ни с Псковом, ни с Суздалем, ни со Смоленском, ни с Киевом, ни с Полоцком [251] Полоцкий князь Василько Святославич принял сторону Мономашичей. Когда Всеволод Мстиславич проезжал из Вышгорода в Псков через его владения, Василько с дарами вышел ему навстречу, ради заповеди Божией, как говорит летописец, забыл все зло, которое сделал отец Всеволода, Мстислав, всему роду его, целовал с ним крест и с честью проводил в дальнейшую дорогу. . Выход был найден в очередной смене князей. 17 апреля 1138 г. новгородцы выгнали Святослава Ольговича и пригласили на его место Ростислава, сына Юрия Владимировича. Эта был компромисс, временно устроивший обе новгородские партии: новый князь был Мономашич (что привлекало к нему сторонников Всеволода), но не Мстиславич (чем могли утешиться приверженцы Святослава). «Тогда же и псковичи с новгородцы смиришася», — добавляет летописец.

Бескровное поражение Святослава Ольговича на севере отозвалось яростным звоном мечей на юге. Черниговские Ольговичи с половцами вторглись во владения Андрея Владимировича и принялись воевать Переяславскую волость по реке Суле. Ярополк, занятый сбором войск, медлил оказать брату помощь. Андрей собирался было уже бежать из Переяславля, но тут Всеволод Ольгович, услышав о грандиозных приготовлениях великого князя, сам прекратил войну, распустил половцев и ушел в Чернигов. Военные сборы Ярополка и в самом деле могли устрашить кого угодно. По сообщению летописи, великий князь «скопившю множьство вой»: на его зов явились братья и племянники с ростовцами, полочанами, смоленцами, галичанами, владимирцами (с Волыни) и туровцами; кроме того, к нему прибыли сильные полки от венгерского короля и многочисленные толпы берендеев. Неторопливо дождавшись, когда до Киева добрел последний ратник из этого могучего воинства [252] Радзивилловская летопись оценивает общую численность великокняжеской рати, включая иностранцев, в 60 000 человек, но, принимая во внимание обычную склонность летописцев к преувеличениям, это число, безусловно, следует уменьшить по крайней мере втрое или вчетверо. , Ярополк двинулся со своей многоплеменной ратью к Чернигову. Всеволод Ольгович, по обыкновению, хотел бежать из города, но был остановлен черниговцами, в отчаянии «возопившими» к своему князю, умоляя его не губить Черниговскую волость, отложить свое высокоумие и примириться с Ярополком в надежде на его милосердие. Видя панические настроения своих подданных, Всеволод Ольгович решил, что лучше будет «смиритися Бога ради». Его послы «с покореньем» предстали перед Ярополком, который, оправдывая общее мнение о себе как о князе, «не радующемся кровопролитью», заключил с Ольговичем мир (неизвестно на каких условиях), обменялся дарами и «славяще Бога» удалился в Киев.