Сергей Цветков - Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо

Навести такой же страх на своих внутренних врагов великий князь не смог. Для усмирения Ярослава и Мстислава Изяславичей Юрий направил на Волынь большое войско под началом своих воевод, к которому присоединились волынскии князь Владимир Мстиславич, недовольный вызывающим поведением своих племянников в его владениях, и сын Владимирка Галицкого, Ярослав. Вместе они осадили Луцк. Но Изяславичи не дали превратить себя в изгоев. Пока Ярослав руководил обороной города, Мстислав отправился «в Ляхы». Что именно он делал в Польше, русские летописи не сообщают, но от польского хрониста Яна Длугоша известны следующие подробности: «Киевский князь Георгий [Юрий]… собрав и выстроив войска… посылает их против князя Мстислава… Оставив крепость Луцк заботам и защите родного брата Ярослава, он [Мстислав] бежит к польским князьям… Польские же князья, а именно [братья] Болеслав Краковский [Болеслав IV, шурин Мстислава], Мечислав Познанский, Генрих Сандомирский, благосклонно приняв изгнанника Мстислава и снабдив его у себя всем необходимым, собрали силы из своих владений и врагами выступили на Русь, намереваясь восстановить князя Мстислава не только на переяславском, но и на киевском столе. Киевский князь Георгий, опасаясь силы польских князей, через посредничество перемышльского [ошибка Длугоша; на самом деле: смоленского] князя Ростислава заключает мир с князем Мстиславом и его родными братьями… и возвращает им… все, что им принадлежало, клятвенно обязуясь никогда не домогаться их владений. После того как между ними было заключено такое соглашение, князь Мстислав с великой славой возвратился на Русь, причем многие польские воины сопровождали его вплоть до Владимира [на Волыни], а многие и остались у него». Правда, Татищев рисует совсем другую картину польского нашествия. По его словам, поляки потребовали от Мстислава большой суммы денег и, «взяв от него мзду, войско с ним отправили. Но оные, пришед, более его области вреда, а никакой пользы ему учиня, возвратились». Киевский же летописец, ничего не говоря о польской помощи Изяславичам, подтверждает, однако, что осада Луцка была неудачной, и союзные князья, «не въспевше [не успев] ничто же, воротишася опять [назад]». Подтверждает он и посредничество Ростислава Смоленского, главы Мстиславова рода, к чьим услугам Юрий прибег для заключения мира со своими двоюродными внуками [321] По Татищеву, обратиться к Ростиславу Юрия побудили киевляне, «помня многие добро деяния и милости, паче же доброе правление» его отца, Мстислава Великого. . По условиям ряда, Юрий сохранил за Изяславичами Луцк, а те обязались не искать Киева и Переяславля. Новгородский летописец с явным удовлетворением завершил статью под 1155 г. словами: «И прия Гюрги сыновьць [то есть Ярослава и Мстислава Изяславичей] в мир с любовью, и волости им раздая достоиныя; и бысть тишина в Русьстеи земли».

Но «тишина» эта была нарушена уже в следующем году. Мстислав Изяславич отнюдь не считал Луцк, который ему к тому же приходилось делить с братом, «достойной» волостью. По примеру своего отца он думал, что голова его дяди, Владимира Мстиславича, нейдет к владимиро-волынскому столу, ибо «мачешич», по всей видимости, был моложе его годами {166} 166 Соловьев С.М. Указ. соч. С. 477 и примеч. 280 на с. 691. . Летом 1156 г. Мстислав внезапным набегом захватил Владимир-Волынский. «Мачешич» в панике скрылся из города, оставив в руках племянника свою жену, мать и всю казну. Не получив помощи в Венгрии, где он в конце концов оказался, Владимир Мстиславич обратился к Юрию с просьбой унять Изяславича. Великий князь почел своим долгом вмешаться, но не ради изгнанного Владимира Мстиславича, а ради другого своего племянника, Владимира Андреевича, которому он уже много лет обещал волынский стол [322] Отец Владимира, переяславский князь Андрей Владимирович, перед своей кончиной в 1142 г. просил Юрия посадить его сына на Волыни, и Юрий «целовал бяшеть хрест к брату своему Андрееви… яко по животе его волость удержати сынови его». Затем, после смерти Андрея, Юрий держал ряд уже с самим племянником, «яко искати ему Володимеря [Волынского]», но долгое время, пока шла борьба с Изяславом Мстиславичем, мог наделить Владимира Андреевича лишь второстепенными волынскими волостями. . Сложившаяся ситуация, казалось, предоставляла Юрию удобный случай сдержать слово.

В конце 1156 г. великий князь вместе с сыновьями, Владимиром Андреевичем и Ярославом Галицким взял Владимир-Волынский в осаду. Первые приступы не принесли успеха, и Владимир Андреевич вскоре отпросился у Юрия воевать другие волынские города. Но жители первого же города — Червена — закрыли пред ним ворота. Думая подействовать на них лаской, Владимир подъехал под городские стены и обратился к горожанам с речью: «Яз есмь не ратью пришел к вам, зане есте людие милии [милые, любезные] отцю моему. А яз вам свои княжич, а отворитеся». В ответ со стены пропела стрела, ранившая Владимира в шею, впрочем неопасно. Разгневанный князь загорелся мщением и подверг опустошению окрестности Червена.

Не лучше шли дела и под стенами Владимира-Волынского. Осажденные ожесточенно сопротивлялись, тревожа войска союзных князей частыми вылазками, «и многы крови проливахутся межи ими», по свидетельству киевского летописца. Татищев передает, что однажды ночью Мстислав Изяславич напал на га-лицкий обоз и нанес Ярославу сильное поражение: «И так оной [то есть обозное прикрытие] разбил, что если бы от Юрия помощь не поспела, то б всех побил. Но Мстислав, видя помочь Юрьеву, с честию во град возвратился. А Ярослав, потеряв близ половины людей, забыв свою похвальбу, прижался обозом к Юрию». Это известие, по-видимому, соответствует действительности, ибо после десяти дней бесславной осады великий князь и Ярослав Галицкий начали поспешное отступление, сильно смахивавшее на безоглядное бегство. Мстислав Изяславич шел за Юрием по пятам до самых границ Киевской земли, «воюя и жга села, и много зла створи». Великий князь остановился только в Дорогобуже, где и оставил Владимира Андреевича со словами: «Ныне же, сыну, аче ти есмь Володимиря не добыл, а се ти волость». Вдобавок к Дорогобужу Юрий отдал племяннику Пересопницу и «все Погориньския городы», то есть волости, расположенные на реке Горынь.

Провал волынского похода сильно уронил авторитет Юрия. Подручные князья один за другим стали выходить из повиновения великому князю. Наиболее чувствительный удар по его интересам нанес Ростислав Смоленский, недовольный тем, что дядя пытался отобрать Волынь у Мстиславичей. Еще раньше, зимой 1155/56 г., он заключил договор с рязанскими князьями, находившимися во вражде с Юрием [323] Поздняя Львовская летопись (XVI в.) содержит уникальное известие о том, что в 1154 г. «посади Юрьи сына своего [Андрея] в Рязани, а рязанскаго князя Ростислава [Ярославича] прогна в Половцы». Ростислав Ярославич, однако, скоро вернулся с большим половецким войском и ночью, обманув Андрееву «сторужу», ворвался в Рязань. Андрей Юрьевич бежал из города «об одном сапоге», потеряв всю свою дружину, которую Ростислав, по словам летописца, захватил в плен и почти всю перебил: «Овех [одних] изби, а другиа засув во яму, а иные истопоша в реце». . По известию Киевской летописи, Ростислав Мстиславич «целова хрест с братьею своею с рязаньскими князи на всей любви; они же вси зряху на Ростислава, имеяхути и [его] отцемь собе». Теперь же, после неудачи Юрия на Волыни, сторонники смоленского князя в Новгороде спровоцировали крупные беспорядки, направленные против Юрьева сына, Мстислава. Последнему не удалось удержаться в городе, даже несмотря на то, что он, по настоянию отца, скрепил свою связь с новгородским боярством женитьбой на дочери видного представителя местной знати Петра Михалковича [324] Как пишет А.В. Карпов, из текста берестяных грамот, найденных в последние годы в Новгороде на территории так называемой «усадьбы Е» (бывшей, по всей вероятности, местом «сместного», то есть совместного суда князя и посадника), явствует, что «боярин Петр занимал ключевую в администрации города должность княжеского представителя, ведающего от имени князя всеми административными, финансовыми и судебными вопросами. Причем должность эту он занимал в течение длительного времени, при разных князьях (в одной из грамот он упоминается в связи с князем Святополком Мстиславичем, сидевшим в Новгороде в 1142—1148 гг.). Если учесть, что новгородские князья жили не в самом городе, а в отдалении от него, на Городище, и далеко не всегда лично вмешивались в ход городских дел, то роль княжеского представителя трудно переоценить. В указанное время она, по-видимому, значительно превосходила даже роль новгородского посадника. Далеко не простой женщиной была и теща новгородского князя, супруга Петра Михалковича Марена (Мария). Ее имя также неоднократно встречается в берестяных грамотах: Петр поручал ей важные финансовые дела и полностью доверял во всем. По всей вероятности, это была женщина крутого и решительного нрава, острая на язык и не особенно стеснявшаяся в выражениях. В отсутствие мужа она по его просьбе вела самостоятельные переговоры даже с князем и вместе с ним принимала решения по злободневным вопросам жизни Новгорода» (Карпов А.Ю. Войны Юрия Долгорукого. Ст. 1—6 // Карпов А.Ю. Юрий Долгорукий. М., 2006 // http://www. portal-slovo.ru/rus/history/49/59/. Ст. 6. С. 2). . Как сообщает Новгородская летопись, «бысть котора [распря, вражда] зла в людех, и въсташа на князя Мьстислава на Гюргевиця, и начяша изгонити из Новагорода…». Город разделился пополам: западная, Софийская сторона бунтовала против Мстислава, а жители противоположной, Торговой стороны («торговый пол») встали за князя (чем было обусловлено такое разделение, летописец не поясняет). Противники сгрудились по обоим концам моста через Волхов и едва не начали кровопролитную драку: «малы же и крови не прольяша межи собою». Противостояние разрешилось приездом в Новгород сыновей Ростислава Мстиславича, Святослава и Давыда, и бегством Мстислава Юрьевича в Ростово-Суздальскую землю (весна 1157 г.). А с прибытием в город самого смоленского князя новгородская смута полностью улеглась: «И сънидошася братья, и не бысть зла ничто же». Вече выкрикнуло новгородским князем Святослава Ростиславича.