Юлиан Семенов - Межконтинентальный узел

Ладно, вернемся к Менарту... Приехал он ко мне с двумя чемоданами, как-то удивительно быстро, по-домашнему расположился в маленькой комнатке, где у меня жила Лыс, когда приезжала на каникулы, вышел в тапочках - добрый дедушка, как их всем нам не хватает в жизни - и спросил: "Ну, чем будете угощать?" "Макаронами по-краснофлотски". Он даже опешил: "Это как?" - "Пошли на кухню, открою секрет".

Меня знаешь, что восхищало в Западной Германии? Это как хозяйки делают покупки на неделю. С маленьким компьютером приходят в магазин и чеки домой забирают, бюджет соблюдают, подсчитывают каждый пфенниг, м а р а к у ю т, на чем сэкономить... В понедельник придет мамаша с двумя малышами в магазин, положит в каталку мясо, сыр, колбасу - все это в морозилку, храни хоть месяц вот тебе и не надо толочься в очередях, экономия времени! Нигде так не теряется время, как у нас в очередях. Проблема номер один, честное слово...

Да... Поставил я кастрюлю с макаронами, достал из огромной морозилки спасительную тушенку и накормил профессора. Он плакал от умиления, особенно после того, как я ему поднес столь непопулярный ныне шкалик. А потом говорит: "Я ведь к вам приехал неспроста. У меня есть мечта - хочу написать книгу "Что читают русские". После нашего зимнего спора я сел за литературные журналы и по прочтении двух тысяч двадцати семи страниц был вынужден согласиться с вашей правотой по целому ряду позиций: действительно, ситуация в русской литературе изменилась, я был чрезвычайно удивлен смелостью, с какой ряд ваших виднейших писателей ставят крайне острые проблемы - без страха и оглядки". - "По-моему, идея замечательная". - "По-моему, тоже. Только меня к вам не очень-то пускают, вот в чем беда. Сможете помочь с визой?" - "Не знаю. Попробую. Но у меня есть ряд вопросов и несколько условий". - "Вот это по-европейски. Налейте-ка еще рюмашку и положите, пожалуйста, краснофлотских макарон, если осталось". Налил. Положил. Потом спрашиваю: "Николай Германович, во-первых, почему вы хотите писать лишь о русских?" - "Потому что не знаю ни эстонского, ни грузинского... Я понимаю вас, вам хочется, чтобы я написал книгу под названием "Что читают советские"? Не получится. Берусь только за то, что знаю... Я уже наметил двадцать писателей, которые показались мне наиболее интересными, о них я и хочу писать, это звезды первой величины". - "Если вы включите сюда уехавших, я не пойду хлопотать о визе". - "Нет, меня интересуют только те, которые работают в России и пишут то, что имеет возможность читать народ". - "Кого вы избрали? Кого определили "звездами"?" Он назвал. Я спросил, отчего нет того, почему он обошел этого, зачем не хочет проанализировать такого-то. Менарт ответил: "Дмитрий Юрьевич, спорить со мной можно, а вот навязать точку зрения нельзя. Если бы я убедился, что ваш народ действительно читает и тех, кого вы упомянули, я бы увеличил мой список до двадцати четырех человек. Но не больше. Это уже профанация..."

Ты знаешь, как я бился за то, чтобы Менарту дали визу; слава богу, нашлись умные люди.

"Но я прилечу в Москву, - сказал он, - когда вы будете там". - "Милости прошу".

Я в отпуск, а он - ко мне; застолье, веселье - все, как полагается. Потом Менарт начал работать. Ах, как же великолепно работал старик! Сначала он хотел раздавать свои анкеты читателям городских библиотек: "Кого из современных писателей вы любите? Кого нет? За что? Какие книги вам наиболее интересны? Почему?" Сотня вопросов распечатана на двухстах анкетах; у себя в деревне на ксероксе отшлепал. Я ему тогда заметил: "Москва - показатель, верно, но вам надо и в Братск слетать, и в Волгоград, и куда-нибудь в рязанский колхоз съездить, где есть сельская библиотека". - "А пустят?" - "Чего ж не пустить, пустят". Я ему в Братск записку написал, в управление культуры исполкома, мол, помогите немецкому профессору... Народ у нас добрый, приняли хорошо, только сразу стали называть "товарищ Менарт"; решили, что коммунист, раз я прошу ему помочь... Это, кстати, его и перевернуло до конца... Он же все время слежки ждал, проверок, провокаций, а там: "товарищ Менарт" да "товарищ Менарт"... Он потом еще три раза в Союз прилетал, у меня жил, много ездил: в Калинин - на электричке, в Смоленск - на рейсовом автобусе, все норовил побыть с народом. Языкового барьера, как у большинства советологов, не было, говорил без акцента, обо всем говорил, понимаешь ли, обо всем... Глаза перестали быть серо-цепкими, сделались добрыми, голубыми, стариковскими, хотя продолжал крутить роман с женщиной моложе его на добрых сорок лет... Последний раз я был у него здесь, во Фрейденштадте, месяца за три перед выходом его книги "Что читают русские, каковы они есть". Пошли гулять, шутили, смеялись чему-то; а он смеялся и плакал. Слезы льются, а он смотрит добрыми голубыми глазами. "Вы что?" "Нет, нет, ничего". - "Может, пробежимся?" - "Врачи запретили". - "А что такое?" - "Ерунда, пустяки, пройдет". А потом стал очень серьезным, каким-то торжественным даже, вытер слезы и сказал: "Вы себе не представляете, какое это было для меня счастье - работать в России и писать книгу о вашей литературе, то есть о народе. Знаете, чем я ее закончил? Тем, что ваши книги взывают к миру, не требуют экспорта революции, полны ненависти к войне, напоены духом гуманизма и дружества к другим народам. Мои издатели - и в Штатах, и здесь, в Штутгарте, - были, говоря откровенно, удивлены... Но ведь я написал правду, я не мог иначе, я верующий человек, чту заповедь: "Не солги!" Не могли же организовывать для меня спектакли во всех тех десятках библиотек, где я говорил с тысячами людей?! Да и писатели, с которыми я совершенно откровенно беседовал, не статисты, а личности... Боже мой, Дмитрий Юрьевич, как же это важно - п р и с т а л ь н о с т ь! Если бы люди научились пристально вглядываться в глаза друг другу! Скольких бы трагедий избежало человечество!"

Прошел еще месяц, я прилетел в Западный Берлин - случайно обнаружилась картина Коровина в Швейцарии, ее можно было спасти, однако, как всегда у нас, там не согласовали, здесь не подготовили; "надо запросить Москву, без разрешения машину дать не можем", словом, сам понимаешь...

Звоню к Менарту; отвечают: "Он в клинике". - "А что случилось?" - "Обычная профилактика. Кто говорит?" Я назвался. "Он просил вас непременно позвонить, если вы вдруг объявитесь в Федеративной Республике! Вот номер телефона в его палате. Он лежит в клинике профессора Штаубе". Звоню. Голос не его, какой-то надтреснутый, больной. Но когда узнал меня, рассмеялся - бодрячком-бодрячком: "Через десять дней выхожу! Все в порядке, индийский звездочет дал мне девяносто два года жизни! Так что еще осталось шестнадцать лет, скоро приеду писать книгу "Что смотрят русские". О вашем театре и кино! Какие-нибудь проблемы?" - "Есть проблемы, Николай Германович". Он выслушал, спросил мой номер (знал, что на Западе в деньгах мы все ограничены), позвонил через двадцать минут: "Все организовано, я арендовал для вас машину, заказал отель в Швейцарии; если возникнут какие-то сложности при вывозе картины с таможнями в Базеле, высылаю экспрессом письмо, в котором подтверждаю, что везете картину Коровина мне для консультации". А его на Западе все знали, Киссинджера учил, Нитце, помощник Рейгана, с ним советовался, политик первой величины... Как-то он мне сказал: "Каждое рождество отправляю лидерам всех партий в бундестаге букеты гвоздик: они ведь и за меня работают; я там должен был сидеть, а пишу книги в Шварцвальде! Я им так благодарен, бедненьким... Не ругайте их... Политика - тяжелая профессия, с литературой не пересекаемая..." (Кстати, тогда в очередной раз был потрясен здешней экономичной деловитостью: по звонку из госпиталя - Менарт назвал фамилию, дал свой телефон, продиктовал номер счета в банке, в бюро аренды автомобилей, все это провели по компьютеру за десять минут - без каких бы то ни было бумажек, справок, я получил ключи от "фольксвагена"; время, все решает время, цените время! Когда же мы этому научимся? А тогда, отвечаю я себе в который уже раз, когда опубликуем з а к о н, отменяющий привычное, веками въедавшееся в поры "бумажное беззаконие". Иначе ничего не получится. Инициативного смелого человека пожирают подчас "тихой сапой", оперируя многозначительными ссылками на н е ч т о. Только новый закон экономики может открыть двери инициативе и спасти стране время, а оно дороже золота, газа и нефти вместе взятых!)