С. Папков - Сталинский террор в Сибири. 1928-1941

…Последнее время пачками стали поступать заявления о пересмотре дел и, как правило, во многих заявлениях, или, как их называют, «телегах», обвиняют следователей в принуждении к показаниям. Это стало уже модным явлением, и если обобщить эти факты, то получается, что в нашей тюрьме вообще виновных нет» {419} 419 ПАНО, ф. 4, оп. 34, д. 80, л. 41–42. .

В тех условиях, как известно, многим арестованным удалось добиться освобождения. Но это был результат лишь временного ослабления террористической машины, а не какой-то новой политики. Через 3–4 месяца система была выведена из состояния кризиса и начала действовать в привычной для себя обстановке. Прежнего количества арестов больше не было. Изменился и способ, по которому граждан отправляли за решетку, — он принял «законную» форму, то есть аресты теперь санкционировались прокурором. Однако сами причины, по которым продолжали уничтожать людей, и степень жестокости режима оставались неизменны.

В 1939 году Новосибирский областной суд осудил 290 человек за «контрреволюционные преступления» (ст.58-2, 58-7, 58–14 УК). За хозяйственный «саботаж» (это был только «сельский и колхозный актив») было осуждено: в 1939 году — 898, в 1940 — 878 человек. Некоторых приговорили к расстрелу {420} 420 ГАНО, ф. 1027, оп. 9, д. 1, л. 8; ф. 1199, оп. 1, д. 4, л. 170; д. 11, л. 45. .

То же самое происходило и в других областях Сибири. В Красноярском крае за 1940 год осудили 260 человек, «занимающихся контрреволюционной деятельностью», в основном — «агитацией и пропагандой, направленной на подрыв советского строя» (168 человек). За 5 месяцев 1941 года в крае арестовали и посадили по этим же мотивам еще 167 человек. Официальный судебный отчет сообщает, что арестованные были членами «повстанческих и баптистских организаций», «террористических групп», а также «антисоветских групп» среди студентов педагогического и лесотехнического институтов и школы железнодорожных техников. «Агитация и пропаганда» выражалась в «клевете на материальное положение трудящихся в СССР», «дискредитации вождей ВКП(б)», «распространении религиозных взглядов», «восхвалении врагов народа» {421} 421 ПАКК, ф. 26, оп. 3, д. 8, л. 46–49. .

Эти данные относятся только к тем делам, которые проходили через краевой суд. Остается неизвестным, однако, число арестов и казней, произведенных управлением НКВД Красноярска.

Террор менял свои формы. Один за другим сменялись и его исполнители. Но незыблемым оставалась власть НКВД. Постоянная угроза и страх, распространяемые повсюду этим ведомством, неограниченные возможности уничтожения кого бы то ни было превращали в фикцию любые попытки установить даже самый осторожный контроль за судьбой граждан, попавших в сети НКВД. Несмотря на высокие постановления, прокуроры «знали свое место» и не пытались всерьез вмешиваться в работу «органов». Чаще всего их просто не подпускали к проверке следственных дел. Военный прокурор Салатов откровенно признавал:

«Надзор за органами НКВД в военной прокуратуре Томской железной дороги сводится главным образом к даче санкций на арест.

…по существу, надзора в подлинном смысле этого слова прокуратура не осуществляет.

…как правило, прокуратура под разными предлогами отстраняется от участия в делах в процессе их расследования» {422} 422 ПАНО, ф. 4, оп. 34, д. 61, л. 38. .

В январе 1941 года краевой прокурор Красноярска Дорогов сообщал лишь о «первых шагах, предпринятых прокуратурой в деле практического участия в следствии…» {423} 423 ПАКК, ф. 26, оп. 3, д. 8, л. 12. .

Оставаясь по-прежнему за гранью ответственности, работники НКВД действовали так, как подсказывал старый опыт.

Арестованных «врагов народа» вскоре вновь стали избивать, мучить, невзирая на последствия завершившейся чистки. Это делалось на совершенно «законных» основаниях, установленных лично Сталиным.

В январе 1939 года всем секретарям обкомов и начальникам УНКВД была разослана сталинская шифровка, в которой давалось указание не препятствовать применению пыток «в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников». Сталин пояснял, что «на практике метод физического воздействия был загажен мерзавцами Заковским, Литвиным, Успенским и другими… но этим нисколько не опорочивается самый метод, поскольку он правильно применяется на практике» {424} 424 Архив Президента РФ, («особая папка»). .

Сталинские указания были немедленно доведены до сведения палачей. Когда в Новосибирском УНКВД в апреле 1939 года был поднят шум по поводу «несвойственных методов», выступивший секретарь обкома Г. Борков почти дословно повторил директиву вождя:

«…Насчет несвойственных методов… Мы от них и сейчас не отказываемся. Что за псевдоморализм, когда иностранные разведки к нашим братьям применяют пытки, издевательства, а мы — должны быть гуманны. Надо знать к кому применять репрессии и как их применять, но, повторяю, — это крайняя мера, репрессии надо применять, когда все другие меры использованы. А вы применяли повально, без всяких ограничений…» {425} 425 ПАНО, ф. 460, оп. 1, д. 10, л. 118. .

Возможно, некоторые «чекисты» в своих «методах» заходили слишком далеко или факты истязаний получали излишнюю огласку, поэтому в ряде случаев власти могли официально «отреагировать» на «извращения законности». В октябре 1940 года бюро Новосибирского обкома разбирало дело трех следователей НКВД, которые избивали арестованных, причем один из следователей был уличен в проведении пыток, находясь в состоянии опьянения, и в краже вещей арестантов {426} 426 ПАНО, ф. 4, оп. 33, д. 238-А, л. 27. . Разбирательство привело к тому, что истязателей отстранили от следственной работы {427} 427 ПАНО, ф. 460, оп. 1, д. 17, л. 99. .

Аппарат НКВД и его обширная агентурная сеть контролировали практически все сферы жизни и деятельности общества — поставки сырья на предприятия и сенокос в колхозах, учебный процесс в институтах и личную жизнь граждан. Систематическое тайное наблюдение велось не только за каждым ответственным лицом, но и за большинством взрослого населения вообще, превращая таким образом любого человека в потенциальную жертву. Все, вплоть до самых сложных производственных, технологических процессов, было предметом политики, а, следовательно — объектом внимания НКВД. В Новосибирский обком ВКП(б) в 1940 г. поступали подробнейшие справки «чекистов» о «превышениях стандарта зольности углей на шахтах Прокопьевского рудника», о «срывах планов погрузки угля и графиков подачи порожняка», о «ходе весеннего сева» и масса других меморандумов того же свойства.

Аппарат НКВД был не просто составной частью созданной структуры управления, он исполнял роль одного из основных ее двигателей.