Андрей Богданов - 1612. Рождение Великой России

Сапега направился к Дмитрову, где сосредоточил все свои силы. К нему и в Тушино бежали все, кто перекрывал дороги на Москву. Это означало, что « Москва от осады очистилась, изо всех городов к Москве всякие люди поехали с хлебом и со всяким харчем».

С другой стороны столицы — в Тушине — оставались немногочисленные шляхтичи и не слишком довольные засильем панов русские дворяне. Лжедмитрий II тайно бежал оттуда в Калугу, за ним ушли казаки. Помочь Сапеге тушинцы уже не могли.

В начале февраля Дмитров был обложен летучими отрядами Скопина, использовавшими для быстрого передвижения лыжи. Тесня неприятеля острожками, уничтожая фуражиров и часто налетая на крепость «с огненным боем», ратники князя Михаила Васильевича прочно сковали инициативу Сапеги.

Сам князь стал с главными силами в деревне Шепиловка на дороге из Троицы к Дмитрову. Он энергично использовал все не занятые в блокаде Сапеги силы для походов на неприятеля. Лисовский с казаками был заперт в Суздале. Пан Млоцкий отбивался от налетов двухтысячной рати лыжников под Брянском. Разъезды пугали врагов в Тушино, где шли споры, ««поддаваться» ли польскому королю.

Правда, Василий Шуйский в столице ослабел настолько, что крестьянин Сальков с ватагой «лихих людей» сумел перехватить Коломенскую дорогу и одного за другим разбить двух царских воевод. Слабые тушинцы изменой взяли Красное село и сожгли часть московского Скородума — наспех сооруженных укреплений вокруг столицы. Вновь оголодавшие москвичи волновались.

Но замысел Михаила Васильевича был верен. Дождавшись удобного момента, его воины ворвались в лагерь казаков Сапеги под Дмитровым и заставили гетмана дать бой, в котором неприятель понёс большие потери. Скопин-Шуйский тут же отвёл назад основные силы, оставив вокруг Дмитрова только блокаду. Он подталкивал Сапегу к решению уйти из города, который не хотел и не мог штурмовать. По размышлении Сапега понял, что проиграл.

27 февраля 1610 г. гетман вывел из строя тяжелую артиллерию, поджег Дмитров и повел остатки войск к королю Сигизмунду под Смоленск. Отряды Самозванца покинули и район Верхней Волги. В марте последние сторонники Лжедмитрия подожгли лагерь в Тушине со всеми его дворцами, православными, католическими и лютеранскими храмами. Жарко горел деревянный дворец, где Самозванец обитал с Мариной Мнишек, горели хоромы тушинских бояр и палата, в которой заседала Боярская дума. Пылали здания центральных ведомств-приказов, откуда дьяки и подьячие пытались управлять Русью.

Сгорели и палаты ростовского митрополита Филарета. Не по своей воле попав в Тушино, он пытался спасти души воинов Лжедмитрия, действуя как «нареченный патриарх». Теперь маски были сброшены. Филарета заковали в цепи, как пленника. Тверской архиепископ Феоктист бежал, но был настигнут и убит.

Филарета воины гетмана Рожинского увезли под крепкой охраной в Иосифо-Волоколамский монастырь. Скопин-Шуйский послал в погоню отряд Григория Валуева. Увидав отважных конников, Рожинский понял, что ему не усидеть за стенами монастыря. Ополчившись, поляки и литовцы двинулись на запад, к королю Сигизмунду, осаждавшему Смоленск. По дороге, в густых лесах, ратники Валуева напали на вражеский обоз. Охрана была перебита, Филарет освобождён и доставлен в Москву, где его с радостью принял патриарх Гермоген.

Зимой 1610 г. гражданская война напоминала костер, с которого сбито пламя, хотя угли ещё горячи. Оставались районы, не признающие власть московского царя; многие города и уезды подчинялись Василию Шуйскому только на словах. Массы людей готовы были сражаться за лучшую долю, за местную выборную власть, за казачью вольницу или под знамёнами Самозванца.

Вторжение на Русь короля Сигизмунда вызвало патриотический подъем против интервентов. Но царь Василий не был популярен даже в Москве. Раздавались голоса, что хорошо бы отдать престол польскому королевичу Владиславу, чтобы примирить сторонников Москвы и бывших тушинцев, а польского короля сделать союзником. Среди московской знати эта мысль соперничала с лозунгом защиты престола, на котором сидел никем не любимый Шуйский.

Скопин-Шуйский «очистил» от разноплеменных «воров» большую часть страны. Но московские власти не могли объединить силы России против общего врага. Армия Скопина была главным козырем Москвы в начавшейся войне с Речью Посполитой. Это понимали все. На князя надеялись, как на спасителя страны от разорения и иноземного ига. Враги разбегались при одном звуке его имени, при одной мысли о прехрабром воеводе. Князь ещё не вступил в Москву, а столица была уже освобождена. Противников вокруг неё больше не было.

12 марта 1610 г. полки князя Михаила Васильевича вступали в столицу, встречаемые духовенством, боярами и огромными толпами горожан. Поля вокруг Москвы ещё покрывал снег. На десятки вёрст вокруг не осталось жилья, только вьюга вилась вокруг торчащих из сугробов печных труб. Москвичи пёстрой толпой вышли встречать войско в поле, за опалённый войной частокол внешнего кольца укреплений. Народ падал на колени, со слезами славил освободителей и благодарил за «очищение Московского государства».

Один за другим въезжали в Москву всадники конных полков в стальной броне, с длинными копьями, украшенными флажками. Шли стройные ряды солдат в блестящих касках, с мушкетами на плечах. Их сменяли отряды копейщиков, над головами которых колыхался лес пик. С удивлением народ глазел на пешие и конные отряды шведов, финнов, немцев, шотландцев и французов, снявших ради парада тулупы и красовавшихся в кафтанах и шляпах по моде своих стран.

Скопин- Шуйский ехал на коне под огромным знаменем Большого полка, лениво колыхавшемся на ветру. Его фигура двухметрового роста на крупном коне казалась ещё внушительней из-за высокой боярской шапки. Соболиная шуба, покрытая красно-золотой парчой, свисала с одного плеча до самой земли. Стоячий ворот тёмно-красного кафтана с пышными рукавами, сплошь расшитого золотом, жемчугом и драгоценными камнями, был расстёгнут. Из-под него был виден тонко вышитый воротник рубашки-косоворотки. Пухлое, румяное лицо князя излучало довольство. Только лоб 23-летнего богатыря был изборождён глубокими морщинами.

Рядом с могучим боярином, украшенным пристойным его сану животом, вокруг которого был обмотан шёлковый кушак, Делагарди в чёрном бархатном кафтане казался маленьким и худым. Золотые цепи, перекинутые через правое плечо, держали его тёмный плащ. Рыжие кудрявые волосы вились из-под широкополой шляпы. На узком бледном лице шевелились при разговоре лихо закрученные усы. Генерал, начинавший эпический поход в Россию как наёмник, бурно радовался победе и с восторгом смотрел на своего русского друга, с которым готов был идти в огонь и в воду, к новой славе.