Жан-Пьер Шаброль - Пушка Братство

-- Ox, уж и скотье эти буржуа!

-- Вовсе нет,-- запротестовала Зоэ.-- Госпожу тоже понять нужно, что ж она-то могла поделать! Разве я сама это не понимаю? Если даже госпожа давала бы мне всего пятьдесят граммов хлеба в день, ей пришлось бы к утреннему кофе с молоком всего одной тартинкой обходиться!

Вдруг Зоэ замолчала, уставилась на нас. Не могла взять в толк, почему это мы с ней возимся. Она с радостью отдала бы за нас жизнь... Ей хотелось предложить мне, нам всем предложить... Как раз тут тройка Родюков притащила собранные ими на пушку cy. Тогда Зоэ порылась в кармане и протянула мне монетку, машинально обтерев ee, пытаясь уничтожить cepo-зеленые пятнышки, и от этого ee покорного жеста пахнуло застарелой привычкой рабства. Эта монета была все, что осталось y нее от шести cy, которые бросил ей скрюченный подагрой привратник, испортивший нашу подопечную под лестницей в подъезде дома N" 26 по авеню Короля Римского. Пять cy ушло на покупку солдатских галет, которые она приобрела y какого-то гусарa -- тот больше ничего от нее не потребовал.

Середина декабря. (Забыл посмавимъ даму.)

Ни минуты не сомневаюсь, мы найдем какой-нибудь способ и сможем передавать Флурансу записки в одиночную камеру тюрьмы Мазас. Некоторые заметки могут ему пригодиться.

Клубы. Все здесь уныло. Плохо освещенные и совсем не отапливаемые залы. Haроду мало. Приходится долго упрашивать добровольцев выступить с трибуны! Председатель объявляет, что к следующему заседанию натопят, рассчитывая заманить публику, которой все это обрыдло за три месяца царствования Трошю.

Зал Фавье. При первом ясе упоминании о роспуске стрелков Флуранса поднимается ропот. B общем гуле тонет начавшаяся дискуссия. Из темных углов раздаются не знакомые нам голоса, с явным намерением повернуть нож в нашей еще кровоточащей ране. Пассалас пронюхал, что это орут агенты-провокаторы префекта полиции Kpессона, которых спасает только отсутствие свечей.

Плотник взрывается:

-- B наши ряды проникли мошенники и шпики с намерением обесчестить Бельвиль. Hac хотят довести до крайности. Граждане, будьте бдительны! Мы могли бы ответить на провокацию, двинувшись еще раз на Ратушу, и мы могли бы взять штурмом тюрьму Мазас, как наши деды в 89 году взяли штурмом Бастилию!

B силу какой-то странной магии дискуссия начинает разворачиваться серьезная, все присутствующие, взвешивая каждое слово, принимают в ней участие с однойединственной целью -- иного объяснения не знаю -- быть достойными Бельвиля; дискуссия логически заканчивается решением созвать собрание, дабы стрелки и их командиры могли дать объяснения.

После 20 декабря.

Снег по-прежнему валит и валит, a когда перестает, то сразу холодает и свежий покров смерзается, покрывается ледяной коркой. Вверх по Гран-Рю можно подняться только на четвереньках, a спускаемся" мы на заду. Из-за этой гололедицы, чтобы не уронить гроб, трупики детей носят прямо на руках, словно они еще живы, чаще всего несет отец, прижав к груди, a его самого держат с двух сторон приятели, один опирается на палку, a другой свободной рукой цепляется за любой выступ стены. Шествие замыкает самый близкий друг, он несет пустой гробик с крышкой, a также непременно до самого кладбища процессию провожает Кош с сумкой, где y него лежат инструмент и гвозди. Вот каким способом отлетают ныне в небеса бельвильские отроки и отроковицы. Положение во гроб происходит на кладбище, и вся семья стоит кругом, считая своим долгом оставаться до самого

конца, вздрагивая от каждого удара молотка, бьющего по шляпке гвоздя. Потом гроб относят к стоящим в ряд гробам, которые ждут своей очереди на захоронение, a оно может состояться лишь при том условий, что зима смилостивится, потеплеет хоть бы на два-три градуса и земля немного оттает.

Моя двоюродная сестренка Мелани, восьми месяцев от роду, умерла. Тетка пожелала сама нести свою единственную дочку на кладбшце. Мама, ЭКюль, Предок, Пассалас и мы с Мартой брели по гололеду чуть ли не вприпрыжку, a скорбящая мать хоть бы поскользнуласъ, вот уж действительно mater furiosa *.

Кош отправился на улицу Туртиль. Наш столяр надеется выклянчить y бочара или на лесопилке несколько досок, чтобы сколотить гроб для тринадцатилетнего Дезире Бастико, который при смерти, y него чахотка началась еще при Империи! Элоиза Бастико оправдывается:

-- Вот уже два года докторa, как сговорившись, твердили: необходим горный воздух, кровавый бифштекс... Мы для него все, что могли, делали, даже больше, чем могли!

Не меньше десяти человек корчатся от боли и орут на всех этажах в Бартелеми на улице Опуль. И орут не от голода и не от холода, a от несварения желудка. Набили себе живот хлебом, с виду вполне аппетитным, купили его y разносчика, которого с тех пор так никто и не видел.

x x x

Предок, Жюль и Пассалас возвращаются на омнибусе с похорон матери Бланки. Префект полиции решил воспользоваться подходящим случаем. И наказал своим лягавым: "Ясно, что Бланки пойдет за гробом матери. Приказываю следить за домом покойной; смешаться с похоронной процессией, беспорядков не чинить, маломальски ловкий человек найдет случай вручить этому неуловимому фанатику повестку об aресте, датированную еще позапрошлым месяцем..."

Ho наша контрполиция Рауля Риго * взяла похоронный кортеж под свое наблюдение, она опознавала аген

1 Неистовая мать (имал.).

тов префектуры и следовала за ними по пятам. Их начальника окружили плотным кольцом вооруженные национальные гвардейцы и выпустили только тогда, когда Узник, как положено, проводил свою мать к месту последнего успокоения.

B неровном полумраке зала Фавье горячо обсуждается вечный вопрос: поголовная реквизиция, обязательное повсеместное распределение продуктов. Гражданин Болонь заявляет:

-- Следует реквизировать все съестные припасы как y чаетных лиц, так и y торговцев; потом распределять их поровну бесплатно для бедных, за деньги для богатых.

-- Неужто всегда будут бедные и богатые? -- слышится чей-то робкий вопрос.

-- При королях всегда, вот при Коммуне -- другое делоl

Сейчас Бельвиль, как никоrда, упорно требует Коммуны.

-- Как 31 октября,-- рокочет кто-то.

-- Если бы Бельвиль не устроил 31 октября,-- восклицает Бледный, он же Габриэль Ранвье,-- реакционеры и предатели заключили бы перемирие и Республика погибла бы после наступления мира. Именно 31 октября дало первый толчок к сопротивлению, принудило правительство выйти из состояния бездействия, но правительство это -- правительство реакционеров и иезуитов-совершало ошибку за ошибкой, один акт предательства за другим; оно отдало Республику в руки реакции и оставило армию под командованием генералов-бонапартистрв. Подумать только, что Луарская армия полностью зависит от какого-то Ореля или Бурбаки *, главное, от того самого Бурбаки, которого даже газета "Сьекль" -- a "Сьекль", да было бы вам известно, уж никак не назовешь республиканской газетой! -- так вот, "Сьекль" обвинила его в пособничестве изменнику Базену! Будь y нас, как в 93 году, генералы-республиканцы, кольцо осады Парижа уже давным-давно было бы прорвано. Вот почему нам нужна Коммуна, она вернет нам 93 год, a 93-й вернет нам победу!