Александр Елисеев - Скифия против Запада. Взлет и падение Скифской державы

Следующий текст, повествующий о русско-печенежском противостоянии, датируется уже 996 годом. Здесь просто описывается, как Владимир схватился с печенегами, «и не смог устоять против них, побежал и стал под мостом, едва укрывшись от врагов». Здесь князь представлен в образе беглеца, загнанного под мостом. Да, не слишком-то уважительное описание – мягко говоря. Еще один текст датирован 997 годом. Летописец особо подчеркивает: «…Шла беспрестанная великая война» . И снова Владимир выглядит неприглядно, как слабый правитель, совершенно упустивший ситуацию из своих рук. Согласно ПВЛ, он вынужден был отойти аж до Новгорода, чтобы « собирать воинов верхних земель против печенегов» . Последние же, узнав, что Владимира нет, встали под Белгородом. Местные жители собрали вече, на котором возроптали: «Уже скоро умрем от голода, а помощи от кня зя нет. Разве лучше нам так умереть? Сдадимся печене гам – кого пусть умертвят, а кого оставят в живых: все равно уже умираем от голода». Ситуацию выправил какой-то мудрый аноним, именуемый «старцем». Этот деятель предложил мощный пиар-ход, призванный обмануть печенегов. «И сказал он: «Соберите хотя бы по горсти овса или пшеницы или отрубей». Они с радостью пошли и собрали. И повелел он женщинам сделать мучной раствор, на котором варят кисель, и велел выкопать колодец и вставить в него кадь, и налить кадь раствором. И велел выкопать другой колодец и вставить в него кадь, и велел поискать меду. Они же пошли и взяли лукошко меду, ко торое было схоронено в княжеской медуше. И повелел сделать из нее сыту и вылить кадь в другом колодце. Наутро повелел он послать за печенегами… И пришли они в город, и сказали им люди: «Зачем губите себя? Разве можете перестоять нас? Будете стоять и десять лет – что сделаете нам? Ибо мы имеем пищу от земли. Если не верите – посмотрите собственными глазами. И привели их к колодцу, где была заготовка для киселя, и зачерпнули ведром, и разлили в горшки. И когда сварили кисель, и за черпнули ведром, и разлили в горшки. И когда сварили кисель, пришли с ним к другому колодцу, и почерпнули сыты из колодца, и стали есть сперва сами, а потом и печенеги. И удивились те, и сказали: «Не поверят нам князья наши, если не отведают сами». Люди же налили им корчагу мучного раствора и сыты из колодца и дали печенегам. Они же, вернувшись, поведали о происшествии. И сварив, ели князья печенежские и дивились… И поднялись и пошли от города восвояси».

Итак, слава досталась какому-то «старому» прохвосту. Старцами именовали деятелей вечевого самоуправления, представлявших городскую верхушку. Кстати, в самом начале правления Владимира именно эти вот «старцы и бояре» сказали : «Бросим жребий на отроков и девиц, на кого падет он, того и зарежем в жертву богам». Теперь они ходили в героях уже христианской Руси… ПВЛ при этом подчеркивает, что старец не присутствовал на белгородском вече, которое решило сдать Киев. Он как бы появляется в городе. Здесь явный намек на то, что речь идет о представителе какого-то другого города. Что характерно, текст, повествующий о деятельности старца-пиарщика, очень и очень длинный – по масштабам ПВЛ. О походах Владимира, да и других русских князей, летопись столько не рассказывает, ограничиваясь зачастую скупыми строчками типа: «Пошел Владимир на хорватов». (О его походе на хазар она просто умалчивает.) А тут дается подробнейший рассказ-апология, призванный возвысить какого-то анонимного элитария. Здесь один из авторов ПВЛ явно пытается принизить роль князя в пользу верхушки. «Старец» – это представитель верхов городской общины, который спасает сам город – вместо непутевого князя, который вынужден бежать на Север (откуда, кстати, и пришел). Нечего и говорить о том, что сам рассказ является типичной пропагандой, донельзя искажающей реальность. Какими бы простыми ребятами ни были печенеги, но вряд ли они позволили бы себя обмануть таким вот способом. Перед нами анекдот, явно использованный в памфлетических целях.

Что ж, тогда, как и в ХХ в., имеет место одна и та же картина. Великие правители строят Державу в боях, тогда как вельможи-олигархи разбазаривают ее в борьбе за власть. А потом всякие «правдолюбивые» историки принижают великие деяния великих людей. Между тем, значение политических преобразований Владимира Святого переоценить невозможно. Князь завершил долгий, напряженный и опасный труд киевских князей, направленный на собирание Русских земель и превращение «полян», «радимичей», «древлян» и т. д. – в политически консолидированный этнос русичей. До этого борьба велась довольнотаки ожесточенная. Еще князь Олег Вещий воевал против древлян и северян, уличей и тиверцев. Отдельного разговора заслуживает противостояние киевских и древлянских князей. Здесь налицо уже борьба за первенство в деле объединения страны. Древляне вовсе не выглядят сепаратистами, мечтающими только о том, чтобы отделиться от метрополии и жить в свое удовольствие. Да, они убили князя Игоря, посчитав его претензии на новую дань совершенно неприемлемыми. Но сразу же после этого «сказали древляне: «Вот убили мы князя русского, возьмем жену его за князя нашего Мала, и Святослава возьмем и сделаем с ним, что захотим». Древлянская верхушка явно желала присоединить Киев к своей, Деревской земле.

Далее ПВЛ представляет своим читателям самый настоящий триллер с двумя посольствами древлян, которых Ольга порешила, как говорится, с особой жестокостью: одних сожгли, других закопали живьем. Более того, потом Ольга пошла (с малой дружиной!) в Деревскую землю, где сотворила тризну на могиле своего убитого супруга. Древляне участвовали в этом пиршестве, перепились, после чего их также успешно умертвили – числом 5000. Древлянский князь при этом выглядит каким-то дурачком, который три раза доверяет своих лучших людей – и кому? Княгине, чей муж был убит им же! Скорее всего, никаких убийств «представителей» не было. А была ожесточенная война Киевской Руси с Деревской землей, которую вела княгиня Ольга, и которая окончилась усмирением древлян. Да и с умерщвлением Игоря все обстояло иначе. ПВЛ опять-таки рисует образ князя-дурачка, который взяв огромную дань с древлян, вернулся в Киев, но потом взял да и решил пособирать еще и при этом «отпустил дружину свою домой, а сам с малою частью дружины вернулся, желая большего богатства». Тут-то древляне и напали на Игоря. Вряд ли сам Игорь не понимал – к чему может привести возвращение в Деревскую землю с малой частью дружины. И он, конечно, никогда бы не рискнул на подобное мероприятие. Другое дело – если часть дружины сама покинула Игоря, оставив его разбираться с древлянами. Вообще какой-то конфликт в Игоревой дружине был. Рассказ о роковом походе на древлян начинается со следующего сообщения: «Сказала дружина Игорю: «Отроки Свенельда разоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью, да и ты добудешь, и мы». И послушал их Игорь…» Образ здесь дает все такой же упрощенный и оскорбительный – жадный князь послушался жадной дружины. Но, как и везде в ПВЛ, нужно искать огонь за дымом. Ясно видно, что Свенельд и его дружина как-то воздействовали на дружину Игоря. Возможно, что он и подговорил какую-то ее часть покинуть князя, забрав часть добычи. Это, конечно, предположение, но оно не лишено оснований. Можно и нужно вспомнить о том, что Святослав почему-то не послушал Свенельда, предложившего ему обогнуть днепровские пороги в 972 году.