Сергей Нефедов - История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции

В контексте демографически-структурной теории интеллигенцию можно рассматривать как новую элитную группу, положение которой обуславливало не владение собственностью, а тем, что она являлась носительницей необходимых обществу знаний. Интеллигенция росла вместе с распространением образования, и ее рост находил свое выражение в росте числа учащихся и студентов. За 1860–1880 годы число учащихся средних школ увеличилось более чем в 4 раза, с 17,8 до 69,2 тыс.; число студентов высших учебных заведений возросло с 4,1 до 14,1 тыс. Появились технические школы и вузы – непосредственное проявление технической революции. В реальных училищах в 1880 году было 13,2 тыс. учащихся, в технических вузах – 6,1 тыс. [1366]В классических вузах также давалось образование западного образца, и формирующаяся русская интеллигенция изначально воспитывалась в сознании интеллектуального, технического, экономического и социального превосходства Запада. По самому своему происхождению интеллигенция была «западнической», она была пропитана западной культурой, и ее политической программой была либеральная программа переустройства общества по западному образцу – сюда входили, в частности, политические свободы, парламент, свобода предпринимательства и вероисповедания. При этом естественно, что российская интеллигенция в значительной степени формировалась из тех народов империи, которые были более близки западной культуре, чем православные великороссы. В 1886 году среди студентов российских университетов было 15 % евреев, квота поляков составляла 20 %, и, кроме того, было много немцев и финнов. [1367]

«Россия находится на уверенном, устойчивом пути прогресса и реформы, – писала в марте 1865 году газета „Нью-Йорк таймс“. – С новыми провинциальными учреждениями и распространением средних школ и газет… она скоро обучит массу интеллектуальных и организованных граждан, которые будут полностью способны к управлению». [1368]Считалось само собой разумеющимся, что «интеллектуальные граждане», получившие западное образование, должны стоять у руля управления обществом и переделывать его в соответствии с европейскими стандартами. Такое «общественное мнение» выражало не только стремление к модернизации, но и претензии интеллигенции на обладание властью. Для интеллигенции борьба за модернизацию была вместе с тем борьбой за свои групповые интересы. [1369]Однако реальность была такова, что власти не прислушивались к интеллигенции. Овладев западными знаниями, интеллигенты чувствовали свое превосходство над окружающими, что вступало в противоречие с их реальным, не слишком высоким положением и с отсутствием возможности влиять на власть. «Как обычно бывает с интеллектуалами в обществах, запоздавших с модернизацией, – писал С. Блэк, – они разрывались между европейскими стандартами, принятыми ими за образец, и действительностью, которую они видели вокруг себя». [1370]

Это противоречие побуждало интеллигенцию к активным попыткам переделать действительность, искать союзников, пропагандировать свои взгляды через прессу и возбуждать другие недовольные социальные группы, чтобы, воспользовавшись их помощью, добиться своей цели. Интеллигенция выступала в роли проводника идей модернизации и инициатора борьбы за модернизацию – и хотя она была еще малочисленна, за ней стояло мощное диффузионное воздействие западной культуры, ей придавали силы технические и военные достижения Запада. Роль интеллигенции – это была роль одного из каналов, через который проявлял свое действие могущественный фактор диффузии.

В соответствии с теорией «революции извне» или «революции вестернизации» модернизация (или вестернизация) была основным содержанием происходивших в России и во всем мире революционных процессов. В контексте этой теории интеллигенция была носителем революционных идей и «революционным классом». «Русское революционное движение, а потом и сама революция развивалась по своему пути главным образом благодаря энергии и стремлениям интеллигенции… – писал М. Малиа. – Русское революционное движение в своих различных фазах не было ни буржуазным, ни пролетарским, а было, по сути дела, интеллигентской революцией». [1371]

Основным способом распространения «западнических» идей были публикации в прессе. Журналисты и литераторы симпатизировали этим идеям уже в силу своего образования, которое подразумевало знакомство с европейской культурой. Большинство российских газет пореформенного периода придерживалось либеральной ориентации – постольку, поскольку это позволяли цензурные условия. [1372]«Пресса стала неоспоримой силой, – писал в 1862 году министр внутренних дел П. А. Валуев. – Это факт не исключительный, а общий, который вытекает из универсальных форм цивилизации. Наша пресса вся целиком в оппозиции правительству». [1373]

Пропаганда содействовала привлечению союзников, и первым союзником интеллигенции стала та часть дворянской аристократии, которая после реформы 1861 года перешла в оппозицию и взяла на вооружение лозунги английского аристократического либерализма. Другим, более радикально настроенным союзником, стало разоряющееся мелкое дворянство.

Формирование интеллигенции протекало в условиях кризиса, который охватил русское дворянство после реформы 1861 года. Падение доходов дворянства означало для этого сословия сокращение экологической ниши и, в соответствии с демографически-структурной теорией, было равносильно Сжатию внутри дворянского сословия.

Реакцией дворянства на это Сжатие (помимо растущего недовольства) был поиск новых источников доходов. Многие оставшиеся без средств существования мелкие дворяне пытались поправить свои дела, устроившись на государственную службу. Если прежде потомственные дворяне пренебрегали должностями низших чиновников, то теперь началась конкуренция за эти должности. Среднее образование давало значительные преимущества при поступлении на службу; лица, закончившие университет, могли сразу же претендовать на места до Xкласса. Дворянская молодежь – не только русская, но в значительной степени польская мелкая шляхта – устремилась в гимназии, училища и университеты. [1374]Около половины учащихся, как в средних школах, так и в вузах, составляли дети дворян и чиновников. В основном это были выходцы из низших слоев дворянства: для детей аристократии существовали особые привилегированные училища (Пажеский корпус, Александровский лицей и др.). Профессор Петербургского университета А. Н. Бекетов в 1870-х годах отмечал «всеобщую бедность студентов». В. Г. Короленко, учившийся в эти годы в Технологическом институте, описывал голодное истощение студентов, которые так привыкли к своей 14-копеечной колбасе и черному полуторакопеечному хлебу, что их желудок уже не мог принимать другой пищи. [1375]