Сергей Нефедов - История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции

Таким образом, Февральская революция 1917 года была специфическим проявлением описываемого демографически-структурной теорией экосоциального кризиса, а именно, вариантом этого кризиса, реализующемся в условиях большой войны.

Как отмечалось выше, революция 1905 года была связана с процессом вестернизации и с расколом элиты, недовольные фракции которой вовлекли в борьбу сначала пролетариат, а затем крестьянство; в итоге «революция вестернизации» переросла в социальную революцию. Элита оставалась расколотой и в 1917 году, однако ее оппозиционная вестернизированная фракция не желала революции, избегала союза с народом и фактически не принимала участия в событиях 23–28 февраля. В начале революции эсеры и меньшевики пренебрежительно называли вспыхнувшее движение «желудочно-стихийным», не подозревая, насколько близко это определение неомальтузианской трактовке революции. [2305]Действительно, основным лозунгом рабочих было: «Хлеба!». Но лозунг «Земли и воли!», под которым восстали солдаты, в конечном счете тоже означал «Хлеба!» – ведь земля для крестьянина означала хлеб. Таким образом, в данном случае мы имеем дело с классическим экосоциальным кризисом, когда, по словам Т. Мальтуса, «революция производится народом из-за нужды и недостатка пропитания» [2306].

Несколько лет спустя генерал А. И. Деникин подвел итог событий революции в следующих словах: «Главный, более того, единственный вопрос, который глубоко волновал душу крестьянства, который заслонял собой все прочие явления и события – вымученный, выстраданный веками – Вопрос о земле» (выделено Деникиным – С. Н.) [2307].

В. И. Ленин дважды подчеркнул карандашом эту фразу из книги А. И. Деникина.

Однако Т. Мальтус говорил не только о «недостатке пропитания», но и о его последствиях – о последствиях революции. «До сих пор сущность и действие закона народонаселения не были поняты, – писал Т. Мальтус – Когда политическое неудовольствие присоединяется к воплям, вызванным голодом, когда революция производится народом из-за нужды и недостатка пропитания, то следует ожидать постоянных кровопролитий и насилий, которые могут быть остановлены лишь безусловным деспотизмом» [2308].

Как и предсказывает неомальтузианская теория, революция, порожденная недостатком пропитания, голодом и войной, в конечном счете привела к власти этатистскую диктатуру.

«Голод – отец этатизма, – писал Питирим Сорокин, – война – его мать… Учета влияния этих двух факторов достаточно, чтобы понять и объяснить основной ход всей нашей революции, причин ее подъема и падения. Вместо поверхностных, пустых, часто запутанных „теорий“, сочиняемых тьмой мало знающих и еще менее понимающих публицистов и обывателей для объяснения нашей революции (и по существу ничего не объясняющих, несмотря на все их словесное многомудрие), эта теория ясно и четко вскрывает причины, ход и падение кривой нашего революционного этатизма» [2309].

Главной движущей силой Февральской революции было «Сжатие в народных массах». Согласно теории, понятие Сжатия заключает в себе не только малоземелье и низкий уровень потребления, но и повышение уровня смертности – в том числе в результате войн. Таким образом, война была еще одним фактором Сжатия, намного увеличившим его интенсивность. В условиях столь взрывоопасной ситуации другой фактор, изучаемый демографически-структурной теорией, «Сжатие в элите», отступил на второй план и почти не проявлял своего действия. Но при этом значительную роль сыграл третий фактор – финансовый кризис. Финансовый кризис был вызван войной, но так же и невозможностью в условиях Сжатия возложить на население дополнительные финансовые тяготы. Кризис привел к нарушению управляемости экономики и, по существу, к коллапсу государства, следствием чего было нарушение продовольственного снабжения городов, резко усилившее Сжатие и вызвавшее сначала грандиозный голодный бунт, а затем – революцию.

Необходимо отметить, что анализ революции 1917 года в рамках демографически-структурной теории подразумевает, что мы рассматриваем события в контексте закономерностей традиционного общества (которые изучает эта теория). Как отмечалось выше, такой подход объясняется тем, что Россия начала XXвека была еще в основном доиндустриальным, традиционным обществом, и подавляющее большинство населения страны составляло крестьянство. Выдающийся историк и проницательный политик П. Н. Милюков сделал чрезвычайно глубокий вывод из событий, непосредственным свидетелем которых он являлся. «То, что поражает в современных событиях постороннего зрителя, – писал П. Н. Милюков, – что впервые является для него разгадкой векового молчания „сфинкса“, русского народа, то давно было известно социологу и исследователю русской исторической эволюции. Ленин и Троцкий для него возглавляют движение гораздо более близкое к Пугачеву, к Разину, к Болотникову – к 18-му и 17-му векам нашей истории, – чем к последним словам европейского анархо-синдикализма» [2310].

Характерно, что с этим выводом соглашается и Л. Д. Троцкий, подчеркивающий, что «если бы аграрный вопрос, как наследие варварства русской истории, был разрешен буржуазией, русский пролетариат ни в коем случае не смог бы прийти к власти в 1917 году», что Советы пришли к власти благодаря «сближению и взаимопроникновению двух факторов совершенно разной исторической природы: крестьянской войны… и пролетарского восстания…». [2311]

К этому мнению в той или иной форме присоединяются многие российские историки. [2312]Так, например, В. П. Данилов пишет, что в России имела место «крестьянская революция, на фоне (на основе) которой развертывались все другие социальные и политические революции, включая Октябрьскую 1917 года». [2313]«И именно на гребне мощного крестьянского движения большевики сумели взять власть…» – отмечает В. В. Кабанов. [2314]«Вовсе не случайно две революции в России совершились под знаменем аграрного переворота», – подчеркивают В. Л. Дьячков, С. А. Есиков, В. В. Канищев и Л. Г. Протасов. [2315]

Этот подход – акцентирование крестьянского характера революции – является достаточно традиционным для западной историографии, [2316]он согласуется и с современными концепциями российской истории этого периода как истории развивающегося общества, сопоставляющими революцию 1917 года с крестьянскими революциями XX века, такими, как революции в Мексике, Китае, Вьетнаме, Индонезии, Алжире, на Кубе. [2317]Т. Шанин сравнивает ситуацию в России с современной ситуацией в перенаселенных развивающихся странах. [2318]«Действительно, – соглашается М. И. Роднов, – в российской истории начала XXвека проявились компоненты системного кризиса, присущего „третьему миру“ второй половины XXстолетия (перенаселенность, распад традиционной экономики, недостаточность индустриализации, разрушение экологической среды, массовая бедность, процветание немногих экспортных отраслей хозяйства, разложение традиционной морали, рост общей политической нестабильности и др.)». [2319]