Сергей Нефедов - История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции

Анализ развития России в контексте трехфакторной модели показывает, что события царствования Александра I определялись в основном действием диффузионного фактора. Новая военная революция, вызванная созданием маневренной полевой артиллерии и тактики колонн, породила волну наполеоновских завоеваний и привела к диффузионному распространению французских заимствований. Элементами нового культурного круга были не только новые военные технологии, но и французский конституционализм, а также принципы свободы и равенства сословий. С этим диффузионным влиянием были связаны как конституционные проекты Александра I, так и аналогичные по содержанию планы декабристов. Военный заговор декабристов и восстание в Польше вызвали традиционалистскую реакцию, которая сомкнулась с аналогичной реакцией в Германии и породила традиционалистское и пронемецкое правление Николая I. После неудачных попыток Петра III и Павла I это была уже третья попытка построения в России «регулярного государства» прусского образца – и на этот раз проект преобразований был успешно реализован.

В первой половине XIX века основная часть Европейской России вступила в фазу Сжатия. Имеющаяся информация о посевах и сборах выявляет классическую картину «мальтузианских ножниц»: население растет, а потребление падает и в середине столетия достигает минимально возможной нормы. Эта информация, однако, усредняет картину, скрывая крайне тяжелое положение одной из групп крестьян, крепостного крестьянства, и относительно благополучное положение другой группы, государственных крестьян. В 1816–1825 годах произошло новое резкое увеличение ренты, следствием чего стало падение потребления; это было главной причиной приостановки роста численности крепостных крестьян, а затем – причиной структурного кризиса 1847–1849 годов. Как утверждает демографически-структурная теория, Сжатие должно было вызвать попытки проведения социальных реформ, направленных на облегчение положения народа, и тенденцию к установлению этатистской монархии. Логично было бы считать, что Великая реформа была именно такой социальной и этатистской реформой, естественным образом вписывающейся в контекст демографически-структурной теории.

Однако необходимо отметить, что демографический фактор действовал не изолированно, а синхронно с диффузионным. Европейская промышленная революция была вместе с тем и новой военной революцией; появление нового западного оружия (прежде всего, штуцеров Энфилда) привело к поражению России в Крымской войне, что в свою очередь дало толчок к модернизации по западноевропейскому образцу. Великая реформа была составной частью процесса модернизации, но вместе с тем она означала новую трансформацию структуры, после которой государство вновь заняло господствующее положение в структуре «государство – народ – элита».

После реформы 1861 года положение бывших крепостных крестьян значительно улучшилось, и рост их численности возобновился. Однако рост населения вызвал уменьшение крестьянских наделов и, несмотря на продолжающееся освоение степного Юга, потребление оставалось на уровне минимальной нормы. Под давлением демографического роста и повторяющегося голода правительство было вынуждено постепенно уменьшать прямые налоги с крестьян. Крестьянство же реагировало на голод и нехватку земли, стараясь повысить урожай более тщательной обработкой наделов и применением удобрений – однако рост населения вскоре поглощал прирост урожайности на крестьянских полях. «Российская деревня оказалась втянута в мальтузианский цикл, в котором население снова и снова догоняло производство», – констатирует Т. Шанин. [2321]

Картина российского Сжатия второй половины XIX века, за исключением некоторых второстепенных деталей, соответствует классической картине, даваемой демографически-структурной теорией, и мы можем обнаружить в истории России практически все явления, характерные для этой фазы . В частности, Сжатие привело к фрагментации в элите и появлению оппозиционных группировок, которые (в соответствии с теорией) пытались вовлечь в движение народ. Этому способствовали также и процессы модернизации («вестернизации»), обусловившие формирование нового социального слоя, интеллигенции.

Демографически-структурная теория акцентирует необходимость рассмотрения распределения ресурсов в структуре «государство – народ – элита». В этой связи нужно отметить, что в конце XIX века существующее производство в принципе могло обеспечить душевое потребление на уровне 24–25 пудов – уровне, который бы обеспечил социальную стабильность. Однако распределение ресурсов было таково, что значительная часть хлеба принадлежала не массам полуголодного населения, а крупным землевладельцам, которые считали выгодным вывозить зерно за границу. Государство в своих целях способствовало массовому вывозу хлеба, и это привело к новому структурному кризису в 1891–1892 годах.

Необходимо отметить, что поощрение экспорта было в определенной степени связано с этатистской политикой военной и промышленной модернизации. Новое оживление этатистских тенденций было связано не только с необходимостью государственного регулирования в условиях Сжатия, но и с новой диффузионной волной, эпицентром которой была Германия. Победы Германии были обусловлены инновациями в военном деле, прежде всего, появлением стальных пушек Круппа – однако вместе с крупповскими пушками Россия заимствовала у Германии этатистские традиции и методы государственной индустриализации. В российском варианте эти методы предполагали увеличение налогов и стимулирование зернового экспорта, что вело к уменьшению потребления внутри страны.

На протяжении второй половины XIX века потребление балансировало на уровне, близком к минимальной норме. Однако необходимо учесть, что в экономическом отношении российское крестьянство делилось на две большие группы, бывших государственных и бывших крепостных крестьян, и что бывшие крепостные имели наделы в среднем почти вдвое меньшие, чем бывшие государственное крестьяне. Это приводило к большой разнице в доходах между двумя категориями крестьян, и при том, что среднее потребление было примерно на уровне минимальной нормы, потребление бывших крепостных было ниже нормы, и около половины населения жило в условиях постоянного недоедания. Кроме того, большую роль играли климатические колебания, в отдельные годы уменьшавшие до уровня ниже минимума среднее потребление всего крестьянства. Отсутствие запасов зерна во многих крестьянских хозяйствах делало их крайне неустойчивыми, и это приводило к неустойчивости социально-экономического положения в целом.