Александр Васькин - «Москва, спаленная пожаром». Первопрестольная в 1812 году

Положение его есть следующее: он вошел в землю нашу с тремястами тысяч человек, из которых главная часть состоит из разных наций людей, служащих и повинующихся ему не от усердия, не для защиты своих отечеств, но от постыдного страха и робости. Половина сей разнородной армии его истреблена частью храбрыми нашими войсками, частью побегами, болезнями и голодною смертью. С остальными пришел он в Москву. Без сомненья, смелое, или лучше сказать, дерзкое стремление его в самую грудь России и даже в самую древнейшую Столицу удовлетворяет его честолюбию и подает ему повод тщеславиться и величаться; но конец венчает дело.

Не в ту страну вошел он, где один смелый шаг поражает всех ужасом и преклоняет к стопам его и войска, и народ. Россия не привыкла покорствовать, не потерпит порабощения, не предаст законов своих, веры, свободы, имущества. Она с последнею в груди каплею крови станет защищать их. Всеобщее повсюду видимое усердие и ревность в охотном и добровольном против врага ополчении свидетельствует ясно, сколь крепко и непоколебимо Отечество наше, ограждаемое бодрым духом верных его сынов. И так да не унывает никто, и в такое ли время унывать можно, когда все состояния Государственные дышат мужеством и твердостью? Когда неприятель с остатком отчасу более исчезающих войск своих, удаленный от земли своей находится посреди многочисленного народа, окружен армиями нашими, из которых одна стоит против него, а другие три стараются пресекать ему возвратный путь и не допускать к нему никаких новых сил? Когда Гишпания не только свергла с себя иго его, но и угрожает впадением в его земли? Когда большая часть изнуренной и расхищенной от него Европы, служа по неволе ему, смотрит и ожидает с нетерпением минуты, в которую бы могла вырваться из-под власти его тяжкой и нестерпимой? Когда собственная земля его не видит конца проливаемой ею для славолюбия своей и чужой крови?

При столь бедственном состоянии всего рода человеческого не прославится ли тот народ, который перенеся все неизбежные с войною разорения наконец терпеливостью и мужеством своим достигнет до того, что не токмо приобретет сам себе прочное и ненарушимое спокойствие, но и другим Державам доставит оное, и даже тем самым, которые против воли своей с ним воюют.

Наполеон I. Худ. Ж. И. Ложье с оригинала Ш.О.Г. Штейбена. 1830-е гг.

Приятно и свойственно доброму народу за зло воздавать добром.

Боже Всемогущий! Обрати милосердные очи Твои на молящуюся Тебе с коленопреклонением Российскую Церковь. Даруй поборающему по правде верному народу Твоему бодрость духа и терпение. С ими да восторжествует он над врагом своим, да преодолеет его, и спасая себя, спасет свободу и независимость Царей и Царств». [115]

Жаль, что Наполеон не прочитал во время это воззвание, иначе его взгляд на происходящие в Москве события был бы иным. Александр уже изначально, ничего не скрывая, объяснил задачу: продержать Наполеона в голодном и пустом городе короткое время, чтобы затем вынудить его отступить.

В этот день французский император был занят своими, казавшимися ему более первостепенными делами. Переночевав в грязном кабаке на постоялом дворе у Дорогомиловской заставы, Наполеон возник в Кремле 3 сентября. Ему было… весело. Радость наполнила сердце Наполеона, после получения известий от Мюрата, что преследуя неприятеля, он «захватывает много отставших; неприятельская армия двигается по Казанской дороге», что «Кутузов скрывал проигрыш сражения и свое движение на Москву вплоть до вчерашнего дня; власти и жители бежали из города в прошлую ночь, а частью даже сегодняшним утром; губернатор Ростопчин узнал о проигрыше сражения лишь за 48 часов до нашего вступления в Москву; до тех пор Кутузов говорил только о своих успехах». Мюрат, по отзывам Коленкура, «повторял эти сообщения во всех своих донесениях. Все эти сведения были приятны императору, и он вновь развеселился. Правда, он не получил никаких предложений у врат Москвы, но нынешнее состояние русской армии, упадок ее духа, недовольство казаков, впечатление, которое произведет в Петербурге весть о занятии второй русской столицы, – все эти события, которые Кутузов, бесспорно, скрывал до последнего момента как от губернатора Ростопчина, так и от своего государя, должны были, говорил император, повлечь за собою предложение мира. Он не мог только объяснить себе движение Кутузова на Казань». А ведь именно это непонятный маневр Кутузова и должен был занимать все мысли Наполеона!

В эти часы Наполеон сочинял свой манифест к собственным солдатам:

«Солдаты! Каждый ваш шаг ознаменован победами. В три месяца вы истребили три войска, собираемые неприятелем три года. Ваши головы поникли под тягостью лавров, пожатых вами на полях чести. Победоносные ваши длани воздвигли Французские знамена на башнях Московских. Ваша беспримерная слава удивит потомство. Вы в Столице России, где триста тысяч жителей умоляют вас о пощаде и милосердии. И так жребий ваш всегда побеждать. Здесь долженствовали вы обрести награду вашим подвигам. Побежденные Русские стали жертвою ярости своей. Чем бы наблюдать выгоды свои и внимать рассудку, они рабски бегут к смерти неизбежной. Российский Император уже более воли не имеет: он под игом Англичан, наших врагов. Ему нужно Английское золото, чтоб нам сопротивляться и продолжать войну, грозящую ему новыми бедствиями. Бывший Московский Градоначальник, сей другой враг имени Французов, сей подлинный инициатор поджога, ныне председательствует в Совете и начальник приверженцев Англии.

Солдаты! Мы все препоны одолеем. Россия будет побеждена: я с вами. Подлое Русское дворянство оставило Столицу и увело с собою рабов своих, чтобы учинить их против нас орудием мщения. Вооружитесь мужеством, терпением и повиновением. Не забывайте, что вы победители Египта, Маренги, Сарагоссы, Иены, Аустерлиц и Можайска. Уничижите гордыню притеснителей морей, пятый раз соединенных с утеснителями Европы, чтобы сражаться с нами. От громоносных ваших ударов не восстанет страшная Русская пехота; войско бежит: оно рассеялось и не повинуется начальникам.

Солдаты! Вы достигли пределов славы, которая увековечит имена ваши: летописи Французские возвестят о подвигах ваших грядущим поколениям!» [116]

Тон послания к французской армии не менее исполнен духом шапкозакидательства, чем некоторые афиши Ростопчина, недаром Наполеон ставит его в один ряд с Александром, что не могло не потрафить графу. А вот Кутузова Наполеон даже не упомянул, будучи уверенным, что войско «рассеялось».

Появление Наполеона на улицах Москвы было обставлено неимоверно торжественно и величаво: «Проходил мимо нас на Сретенку и оттуда – в Кремль великолепный кортеж, которому предшествовала конная гвардия и несколько взводов кирасиров, в серебряных латах и сияющих касках, с конскими хвостами назади; музыканты играли торжественный марш. Кортеж этот состоял более, нежели из двухсот всадников, украшенных орденами, в разнохарактерно-богатых мундирах, касках, шишаках и шапках, в середине свиты два знаменщика, одетые герольдами, сомкнувшись рядом, везли большой, потемневший в походах, штандарт, на древке его сидел одноглавый золотой орел: тут был и сам Наполеон, но, за множеством свиты и суеты, я его не мог рассмотреть, фланговые кричали «Да здравствует император!» и заставляли то же повторять собравшихся из любопытства жителей, которым свитские адъютанты бросали мелкую серебряную монету величиною несколько поболее нашего двухгривенника. Легковерные зрители начали с удовольствием подбирать эту французскую манну, но по миновании главной кавалькады задние кавалеристы поотнимали у них эти подарки, да и все, что у кого нашли в карманах, очистили. Разочарованные и обобранные, зеваки разошлись, повесивши носы. Так отрекомендовался москвичам Наполеон и его честная прислуга!» [117]