Андрей Лебедев - Яволь, пан Обама! Американское сало

— И что вам ответили?

— Ничего! Сказали, что я русский империалист, националист, мерзавец.

— А как отреагировали на заявления Вахнянина простые люди в то время? Поддержали?

— Ха! Во Львове собрался грандиозный митинг, на котором шесть тысяч представителей сел и городов Галицкой Руси единогласно осудили выступление Романчука и Вахнянина.

— Эта цифра и по нынешним меркам не слабая, — согласилась Алла. — А тогда, в условиях гонений со стороны власти и при меньшем населении, совершенно очевидно, это был vox populi.

— В результате второй подписант Романчук рвет с правительством, переходит в оппозицию и ищет сотрудничества с москвофилами.

— А что делала Австрия, когда ее идея не удалась?

— Выделяла деньги! — Повлонский похлопал себя по внутреннему карману, где, видимо, лежал кошелек. — Австрия создает организации «Сечь», «Сокол» и «Пласт» и раскалывает русское движение по политическому принципу. Среди русских появляются не только религиозные консерваторы, но и социалисты, и демократы, которые противостоят друг другу. В 1907 году были проведены прямые и тайные выборы в рейхстаг. При сопротивлении правительства русские избрали тридцать два депутата и организовали в парламенте Австрии «Русский парламентский клуб». Даже те, что называли уже себя украинцами, входят в этот клуб. Слово «украинец» еще не прижилось!

— И это в 1907 году! Фантастика!

— И это при том, что сторонников Австрии и антироссийски настроенных русских было в клубе большинство. На выборах 1908 года позиции москвофилов даже усилились. Это привело к тому, что финансирование «украинских» организаций возросло.

— Но, может быть, русофильство насаждали из России? — робко спросила Алла. — Может, мы тоже своих подкармливали финансово?

— Нет. Только в тысяча девятьсот одиннадцатом году прозвучал с трибуны Государственной думы голос, обращающий внимание на происходящее в Галиции. Депутат Бобринский, возвращаясь со Славянского съезда в Праге, на котором были и делегаты от Галиции, задержался там и был свидетелем ожесточенной предвыборной борьбы в Галиции и стойкости, с какой «москвофилы» боролись за идею единства Руси.

Повлонский опять взял какую-то книгу: «Я не знал, что за границей существует настоящая Русь, живущая в неописуемом угнетении, тут же под боком своей сестры — Великой России. Как любить Русь и бороться за нее, надо всем нам поучиться у галичан», — сказал в Думе Бобринский.

— Ну и что, наши помогли?

— Нет. Все его попытки организовать широкую помощь угнетенной Руси не дали больших результатов. Зато австрийцы исправно платили всем, кто отказывался называться «русским» и переименовывался «украинцем». А когда началась Первая мировая, в дело пошли не только деньги, но и штыки с виселицами. Руки у австрийцев и их пособников были развязаны. Пропагандистская обработка и украинизация населения дошла до крайности: всякий, кто называл себя русским, должен был умереть или стать «украинцем». Русских вешали, расстреливали, отвозили в концлагеря. Это был первый в новейшей истории геноцид. Солдаты-австрийцы и румыны носили в ранцах петли, чтобы скорее вершить свое дело. Каждому, кто донес на москвофила, выплачивали премию в несколько сотен крон. В концлагерях Терезин и Телергоф десятками тысяч умирали русские. Поначалу там даже не было бараков, люди умирали на земле от холода, заражались тифом.

— Почему об этом никто не знает? — удивленно вскинула брови Алла. — Есть вообще какие-то факты, доказательства?

Повлонский достал еще одну брошюру.

— Автор — Ваврик, сам узник лагеря, написал в 1928 году страшный мортиролог: «В деревне Волощине мадьяры привязали веревкою к пушке крестьянина Ивана Терлецкого и поволокли его по дороге с собою. Они захлебывались от хохота и радости, как тело русского поселянина билось об острые камни и твердую землю и кровавилось густою кровью. В деревне Буковине того же уезда мадьярские гусары расстреляли без суда и допроса пятидесятилетнего крестьянина Михаила Кота, отца шестерых детей. А какая нечеловеческая и немилосердная месть творилась в селе Цуневе Городоского уезда! Там арестовали австрийские вояки шестьдесят крестьян и восемьдесят женщин с детьми, мужчин отделили от жен и поставили их у деревьев. Солдат-румын забрасывал им петлю на шеи и вешал одного за другим. После нескольких минут прочие солдаты снимали тела и еще некоторых живых докалывали штыками. Матери, жены и дети были свидетелями этой дикой расправы. Можно ли передать словами их отчаяние? Нет, на это нет слов и силы!» Таких перечислений десятки страниц. Вот так из русских делали «украинцев».

— А что говорят украинские «историки»? — поинтересовалась потрясенная Алла

— Они цинично пытаются представить происходящее как борьбу австрийцев против украинцев. Дескать, в Телергофе убивали не русских, а украинцев…

— Ну это же безбожно! — воскликнула Алла.

— Послушали бы лучше эти историки собственный пропагандистский фольклор:

Павлонский захлопнул книгу и пристально посмотрел на потрясенную Аллу.

— Оценки историков разнятся. Самые скромные подсчеты говорят о том, что в результате террора погибли восемьдесят тысяч. Еще не менее ста тысяч стали беженцами. Другие данные говорят даже о двухстах тысячах убитых, повешенных, умерших от болезней в лагерях. При этом украинские «историки», утверждающие, что это был «геноцид украинцев со стороны австрийцев», почему-то склонны цифры занижать. Хотя, казалось бы, это же повод прокричать на весь мир про очередной «голодомор» и геноцид и потребовать с австрийцев компенсацию! Нет, боятся ворошить тему, боятся обнародовать факты, что главными вешателями русских и доносчиками были именно новые, свежеиспеченные австрийцами, «украинцы». Немудрено, что украинские историки так скупы на претензии к австрийцам.

— Подонки…

— Сам основоположник «украинской истории» Грушевский целиком и полностью находился у австрийцев на содержании и выполнял их заказ. В начале тысяча восемьсот девяносто первого года профессор Антонович вернулся из подвластной австрийцам Галиции и привез сенсационную новость — во Львове австрийцы планируют открыть императорскую королевскую кафедру истории Украины. Отправляться туда лично старый хитрец не захотел. Менять Киев на Львов и сейчас найдется немного охотников. А тогда на переезд из стремительно развивающейся «матери городов русских» в маленькое провинциальное местечко мог отважиться только такой никчемный ученый, как Грушевский.

— Это его портрет сейчас печатают на украинских деньгах? — уточнила Алла.