Эрик Шредер - Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации

– Ты лжешь! – закричал Хамид и добавил несколько слов, которые мы вынуждены опустить. – Он просто напугал тебя своими фокусами, пропади ты пропадом, дурья башка. Пошел вон!

Слуга смиренно удалился, но прошло много времени, прежде чем он окончательно пришел в себя».

«Впоследствии казначей Наср получил у халифа разрешение использовать специальное помещение для содержания Халладжа, – рассказывает сын Халладжа Хамд. – Для этой цели приспособили дом, пристроенный к тюремной стене: дверь наружу была заложена, а дверь, ведущая в тюрьму, прорублена. Двор дома был со всех сторон огорожен стенами. В течение года ему было разрешено принимать посетителей, потом это было запрещено. Пять месяцев никто не приходил к нему, за исключением его ученика Ибн Аты, которого провели тайно каким-то образом, и в другой раз его навестил человек по имени Абу Абдаллах ибн Хафиф. Я обычно ночевал в городе, в доме матери, а дни проводил с отцом в его новом жилище».

«Проезжая через Багдад, по пути домой из паломничества, я почувствовал непреодолимое желание повидать Халладжа. В то время ему уже было запрещено видеться с кем бы то ни было, но у меня был старый армейский друг, который замолвил за меня словечко коменданту тюрьмы. Этот человек провел меня в тюрьму вместе с группой высокопоставленных чиновников, которые прибыли как раз в это время. Когда я оказался внутри, меня провели по длинным коридорам к недавно сделанной в тюремной стене двери. Комендант указал мне на нее и сказал коротко: «Сюда». Я зашел и оказался в роскошном павильоне (построенном, как мне сказали потом, на деньги казначея Насра, знатного и богатого поклонника Халладжа). В приемном зале, украшенном богатейшими коврами и златоткаными драпировками, великолепнее которых мне не доводилось еще видеть, я увидел юношу и пожилого человека, похожего на слугу. Они встали, приветствовали меня и предложили сесть.

– Давно мы не видели здесь никого, кроме коменданта и надзирателя, – сказали они.

– А где же шейх? – поинтересовался я.

– Он занят.

– Чем же он может быть занят здесь? – удивился я.

– Видишь эту дверь, почтеннейший? – ответил слуга. – Она ведет в тюрьму, где томятся бродяги, нищие и разбойники, он посещает их и пытается обратить их помыслы к Богу. Многие из них раскаялись в своих грехах, благодаря его проповедям.

Мы продолжали беседовать, когда появился Халладж. Я с любопытством посмотрел на него. Лицо его располагало к себе, на нем была чистая туника и плащ из белой шерсти, на ногах – туфли с загнутыми носами в йаманском стиле. Он сел с краю на длинный диван, приветствовал меня и спросил, откуда я родом.

– Из Фарса.

– А из какого города?

– Из Шираза.

Он задал мне несколько вопросов о шейхах города Шираза, на которые я ответил как мог.

– А сейчас откуда ты держишь путь? – спросил он меня потом.

– Из Мекки.

Тогда он начал расспрашивать меня о шейхах Мекки, затем спросил:

– А видел ли ты кого-нибудь из багдадских шейхов?

– Да.

– А как поживает Абу Аббас ибн Ата?

– Прекрасно.

– Если ты увидишь его снова, прошу, передай ему этот пакет и скажи ему, чтобы он держал эти бумаги в надежном месте. Кстати, как тебе удалось прийти сюда?

– Мне помог мой друг, с которым мы служили вместе в армии, он также родом из Шираза.

Наша беседа была внезапно прервана появлением коменданта, который, дрожа от страха, поклонился и поцеловал землю у ног Халладжа.

– Что случилось? – спросил шейх.

– На меня поступил донос, и теперь мне надо отвечать на него. Халифу сказали, что я взял деньги и отпустил из тюрьмы мятежного принца, а вместо него посадил обычного бродягу. Я могу лишиться головы.

– Иди к повелителю правоверных и ничего не бойся, все будет хорошо. Аллах защитит тебя, – сказал Халладж.

Когда тот человек ушел, Халладж встал, вышел на середину зала, стал на колени, поднял обе руки, с большими пальцами, направленными в небо, и произнес: «Аллах велик». После этого он склонился так, что щеки его коснулись пола. Слезы потекли у него из глаз, и скоро все место, где он находился, стало влажным от слез. Он замер, как будто потерял сознание. Он все еще находился в таком положении, когда вернулся комендант.

– Рассказывай, что произошло, – обратился к нему Халладж.

– Повелитель простил меня! – радостно воскликнул он.

Тогда шейх встал и вернулся на прежнее место.

– Что же сказал тебе халиф? – спросил он.

– Он сказал: «Я послал за тобой, чтобы отрубить тебе голову, но передумал и решил простить тебя, но смотри, чтобы это было в последний раз». – «То, что тебе рассказали про меня, ложь», – ответил я. Сменив гнев на милость, халиф приказал дать мне почетную одежду, подарки и деньги.

Халладж в это время сидел на краю длинного дивана, на другом краю, на расстоянии пятнадцати локтей [155]от него, может, даже больше, лежал платок. Он просто протянул руку и взял платок! То ли его рука растянулась сверхъестественным образом, то ли платок сам передвинулся ему навстречу – я не знаю. Но когда я своими глазами увидел это, мысль сверкнула в моей голове: это именно то, в чем его обвиняют, – колдовство!

Он вытер платком пот с лица. Я не стал больше задерживаться и попрощался.

После я зашел к Ибн Ате, рассказал ему о том, что довелось мне увидеть в тюрьме, и передал ему пакет.

– Если ты увидишь его еще раз, – ответил мне Ибн Ата, – скажи, что я выполню его просьбу, даже если мне придется за это попасть туда, где находится сейчас он сам. Я положу эти бумаги в надежное место».

В ходе следствия в руки Хамида попало письмо, написанное Халладжем, в котором были следующие строки: «Если человек хочет совершить паломничество, но не имеет такой возможности, пусть он соорудит в своем доме какое-нибудь квадратное сооружение, к которому не должно прикасаться ничто нечистое, и никто не должен подходить к нему. Когда наступит священный день, пусть человек обойдет вокруг него и совершит все положенные обряды, которые он совершил бы в Мекке. Затем пусть он соберет тридцать сирот и приготовит им самое изысканное угощение, какое позволят ему средства. Он должен привести их к себе домой и лично прислуживать им при трапезе, после чего должен вымыть им руки, как слуга, и подарить на прощание каждому новую одежду и семь дирхемов. Это будет равносильно паломничеству».

«Это письмо на судебном слушании читал мой отец, – рассказывает Ибн Занджи. – Когда он прочитал вышеприведенный пассаж, судья Абу Омар обратился к Халладжу со следующими словами:

– Откуда ты взял эти сведения?

– Из Книги Молитв Хасана из Басры, – ответил Халладж.

– Ты лжешь, отверженный! – крикнул судья. – Я сам читал книгу Хасана, когда учился в Мекке, там нет ничего подобного.