Пьер Губер - Мазарини

Снова и снова разделять должности значило обесценивать их; первого обладателя практически вынуждали, ради сохранения своего положения и доходов, будь он байи окружного суда или высокородный парламентарий, выкупать разделенную должность (хотя сделать это мог далеко не каждый!).

«Увеличение жалованья» (теоретически, жалованье равнялось годовому проценту от стоимости должности и выплачивалось более или менее — скорее менее, чем более — регулярно) означало внесение обладателем должности некой дополнительной суммы, на процент от которой он мог когда-нибудь рассчитывать. Вот почему чиновники, какими бы могущественными они себя ни чувствовали, считали, что их обирают ненавистные министры великого короля, которого они, конечно, обманывают! Фактически, их облагали все большими налогами, а положение и власть только уменьшались.

Чтобы бороться с леностью, злоупотреблениями и неэффективной работой чиновников, королевский совет направлял к ним так называемых комиссаров и интендантов, которым на время и в определенной провинции делегировалась часть королевской власти. Поскольку комиссары представляли короля, все должны были повиноваться им. Эти королевские инспекторы (missi dominici) — старинный, но весьма выразительный термин — выбирались из верных парламентариев высокого Ранга, государственных советников и докладчиков в Государственном совете. Советники и докладчики работали в совете, где первые выполняли основную часть работы — готовили решения и законы, а Вторые «докладывали», то есть собирали и представши дела.

Всех их выбирал король, а потом королева-регентша (то есть Мазарини) за верность, достойное поведение и влияние. Выбранные чиновники полностью зависели от монарха, и в случае успеха миссии их могло ждать блестящее будущее. Вначале миссия чиновника была строго ограничена в пространстве, во времени и содержательно. Довольно быстро их наделили судейскими и полицейскими функциями, они могли теперь становиться членами суда любой провинции и даже председательствовать там, контролировать общественный порядок, снабжение, передвижение армии, в некоторых случаях — поведение дворян и высших чиновников, отчитываясь перед советом (обычно через государственного секретаря или канцлера); они даже имели право наказывать преступников. Вполне естественно, что чиновники среднего звена и советники-дворяне не жаловали своих «проверяющих»: те принижали их, обесценивали должности. Чиновники финансового ведомства, разночинцы из кантонов, Избранные, новые провинциальные дворяне, в том числе казначеи, любили их еще меньше. Дело в том, что посланные комиссары, которых все чаще презрительно, с ненавистью называли интендантами, наблюдали за распределением и сбором налогов и стремились закрепить за собой это исключительное право. Со времени вступления королевства в войну денег требовалось так много, а чиновники Министерства финансов работали так медленно, что исполнение королевских решений в форме распоряжений (1641—1642 годы) поручалось именно назначенным интендантам, которых сопровождали финансисты и солдаты. Такие «новшества», как тогда говорили, вызывали недовольство и даже заговоры, о которых неизбежно становилось известно канцлеру Сегье: в письмах пространно и велеречиво чиновники жаловались на обыски, слишком строгий контроль, наказания и безденежье. Мелкие чиновники финансового ведомства — Избранные (конечно, не в том смысле, который мы вкладываем в это слово в XX веке) — в 1641 году создали «синдикат» (так они сами себя называли), очень хорошо организованный, с центральным бюро в Париже, регулярно выпускавшим бюллетень, в котором разоблачались незаконные поборы финансовых интендантов. Они называли их ворами, «гарпиями» и в своей борьбе были отважнее синдиката главных казначеев Франции, людей более взвешенных или хитрых. Заметим, однако, что финансовые чиновники лишились части наиболее прибыльных функций, а в период с 1635 по 1640 год началось разделение должностей, за счет чего и происходило «увеличение» жалованья. Все парламенты, дорожившие своей властью, не уступали чиновникам в резких разоблачениях преступлений комиссаров и интендантов провинций.

Следует подчеркнуть, что противостояние чиновников и комиссаров началось много раньше эпохи Регентства и усилилось в период с 1636 по 1640 год, когда королевству, втянутому в трудную войну, требовались настолько значительные средства, что налоги удваивались и даже утраивались: именно этим и объясняются авторитарные меры и Резкие протесты.

Да, именно война, славная и позорная война, требовавшая все больше денег, является ключом к истории, эпохи, в которой исследователи взяли Аурную манеру видеть главными действующими лицами мерзкого «сицилийца», важных судей, великолепных вельмож и прекрасных дам — легкомысленных и развратных, обожавших заговоры…

Деньги и война — главные действующие лица Регентства, но Мазарини при поддержке королевы, сумеет постепенно укрепить и подавить их.

Самая характерная черта высокородного дворянства заключается б безусловном осознании собственного величия, в самолюбовании, способности повелевать, но главное — бесконечно обогащаться, чувствуя себя в полном праве делать это.

В королевстве нашлось бы, вероятно, 200—300 тысяч более или менее могущественных и богатых дворян, которые полагали или должны были полагать, что их привычная обязанность — служить королю шпагой и советом, некоторые аристократы мечтали, кроме того, о монархе, живущем в окружении верных дворян. Важная роль отводилась тем, кто, по праву рождения, происхождения, титулов, могущества и влиятельности рода, должны были верно и непоколебимо поддерживать юного короля, королеву-регентшу и тех, кто помогал им править и побеждать. Впрочем, выполняли они свой долг от случая к случаю, находя себя слишком высокородными, чтобы опуститься до служения кому бы то ни было, — во всяком случае, до усердного служения этому ребенку, этой женщине и этому наглому «сицилийцу».

В столь странном отношении большинства дворян (за редким исключением), о котором мы будем говорить на протяжении всего повествования, не было ничего нового, хотя сам факт регентства и личность Мазарини усиливали его проявления. Но возвращаясь мысленно к предыдущему несчастному регентству Марии Медичи, вспомним, что царствование Людовика XIII было отмечено полудюжиной серьезных заговоров, в которых оказались замешанными высокородные дворяне и даже члены королевской семьи. Как и в прежние времена, каждый знатный дворянин, невероятно гордившийся рождением и положением (как будто в этом может быть личная заслуга человека!), почитал себя полновластным хозяином своих замков, своих земель, своих прав, своего личного правосудия, своих чиновников, своих вассалов, своих слуг и даже крестьян, работавших на его землях; он кормил одних, помогал другим, ожидая в ответ помощи, поддержки и повиновения, даже против короля. Средневековье (абсолютизм — священный принцип) было все еще живо в 1643 году, и главные враги Мазарини, то есть государства, хотим мы того или нет, находились именно при дворе и при провинциальных дворах в большей степени, чем на полях сражений в империи, Нидерландах и Испании.