Пьер Губер - Мазарини

Подобная неосторожность и столь серьезный провал Мазарини не прибавили ему популярности, однако подданных юного Людовика XIV гораздо больше волновали собственные ссоры и внутренние разногласия. Мазарини ставили в упрек тот факт, что он не сумел довести до заключения мира переговоры с католической Испанией, и упрек был небезосновательным.

Что касается основного содержания договора о Вестфальском мире — в действительности, было два текста на латинском языке, подписанных в один и тот же день, 24 октября 1648 года, один — в Мюнстере, другой — в Оснабрюке (он касался Швеции), — его обычно связывают с присоединением Эльзаса к французскому королевству. Пожалуй, это слишком сильно сказано — речь шла всего лишь о департаментах Нижний и Верхний Рейн, и в то же время сказано недостаточно. Эльзасом называлась местность Илль, чья география не была четко определена, особенно на севере, где сходились три конфессии — католики, лютеране, кальвинисты, анабаптисты и иудеи. Там находилось несколько дюжин сеньорских владений, свободные города, ассоциации городов, вотчины и детчины, бывшие в «ленной зависимости» от императора, династии Габсбургов, герцога (Вюртембергского, Цвайбрюккенского), графа (Ханау-Лихтенбергско-го), аббатств (Андлау, Мюнстерского, Мюрбахского) и епископства; их права «сюзеренитет» и «владения» смешивались в течение столетий, и так было до самой революции, которая все упростила, разделив страну на департаменты. Страсбург и Мюлуз, свободные города, и некоторые другие территории не были присоединены по договору (а Брейзах и Филиппсбург, находившиеся за пределами границ, вошли), король Франции мог теперь утверждать, что вся территория зависит от него, прямо или косвенно. Пикантная деталь: император передал ему то, чем владел в качестве главы Австрийского дома, и все «права», которыми пользовался как император, но одно не совпадало с другими. Кроме того, две статьи договора — 75-я и 89-я — содержали в латинском тексте много противоречий, как-то: король Франции стал полновластным хозяином уступленных земель или же император и другие князья все еще осуществляют право сюзеренного надзора (а может, и кое-что посерьезнее?). В действительности, дипломаты как обычно «приправили блюдо» дрожжами будущих ссор, в которые придется ввязаться Людовику XIV. Итак, многие черты средневекового мировоззрения, неточность, склонность к сложностям и противоречиям, правовая изощренность, внешняя незлобивость были живы еще в середине XVII века и не собирались исчезать.

Добавим, что договор окончательно и де-юре признавал за королем Франции право полного владения тремя знаменитыми епископствами (в действительности, занятыми столетие назад) — Meцем, Тулем и Верденом, а также частью богатых угодий, так называемых «епископских земель». Но главную проблему — лотарингскую — решили отложить: Лотарингия переставала зависеть от Империи (это оспаривалось), французские войска оккупировали большую часть ее территории, в том числе стратегически важные пункты, продолжали контролировать главную дорогу с востока на запад; следовало попытаться сохранить эти преимущества. Напомним еще, что в самом незаметном месте договора признавалась оккупация, то есть аннексия Пиньероля, что на Пьемонтском склоне Альпийских гор.

Со своей стороны, Швеция получила несколько кусков территории Германии: часть Померании, Бременское епископство и кое-что еще. Вечный верный союзник Франции получил единовременно хорошую компенсацию.

Главная часть договора была посвящена урегулированию политического устройства Империи и Германии, где уже тридцать лет шла война. Для Мазарини, как когда-то для Ришелье, было очень важно, чтобы желание императоров объединить, политически и религиозно, Германию с выгодой Аля себя провалилось окончательно и бесповоротно. А дела шли вполне успешно. С одной стороны, все три конфессии впервые были признаны законными, их положение определялось в каждом городе или государстве желанием князя. С другой стороны, деление Германии на 360 частей, маленьких, средних и редко больших, было формально признано, как и теоретически независимость каждой из них. Все это умаляло мощь и реальную власть императора, ставшего своего рода духовным лидером, феодалом, владевшим тем не менее самыми обширными и богатыми провинциями, не говоря уж о заграничной жемчужине в короне Империи — венгерском королевстве (правда, две трети его оккупировали турки). Именно в эту сторону вскоре повернется политика Империи: защищать христианство от Османской империи будущий император Леопольд (избранный в 1658 году) будет лучше Великого короля [56] Людовик XIV. — Прим. пер. .

Завершение, пусть и наполовину, долгой войны, восхваляемой большинством историков (во всяком случае, французских, другие высказываются сдержаннее), как и первый заключенный мир было понято, оценено и признано далеко не всеми подданными юного короля. Они были слишком заняты: одни — трудами и заботами, другие — конфликтами, интригами, ссорами и денежными претензиями. Короче говоря, кого-то целиком поглощала Фронда, кого-то — нищета.

Оплачивать войну и все с ней связанное — снабженцев, полковников, капитанов, солдат, союзников, бунтовщиков (которых всегда можно подкупить) — было проблемой для Людовика XIII, Ришелье и их небольшой команды министров. Деньги оставались главной проблемой, особенно если вспомнить те непомерные расходы (впрочем, пустяшные, по сравнению с тратами на войну), на которые шли королева и Мазарини во имя прихода к власти и ради сплочения рядов колеблющихся сторонников. Общеизвестно (об этом не устают писать и говорить), что Мазарини был на редкость алчен (такая черта характера была не так уж редка: Иосиф Бергин недавно доказал скупость Ришелье) и что прежнему режиму всегда не хватало денег, при том, что общим место было утверждение, будто во Франции царит нищета.

Все это несерьезно. Старые исследования уважаемых, но почти забытых сегодня авторов, и совсем новые, известные узкому кругу, но замечательные работы, позволяют ответить на большинство поставленных вопросов.

Чтобы прояснить для себя проблему, следует различать правительственный уровень и уровень налогоплательщиков (говоря современным языком). Неприятностей и шума было больше от последних. Однако разобраться в проблеме легче, рассматривая политические и финансовые верхи.

Работы Франсуазы Байяр с осторожной, но впечатляющей точностью устанавливают, сколько Франция получала и, следовательно, тратила на деле (само слово, как и понятие «бюджет», было неизвестно в ту эпоху).