Пьер Губер - Мазарини

Известная всему королевству группка ловких людей (естественно, они были весьма популярны) и некоторые другие деятели, о которых мы еще расскажем, помогали Мазарини, так сказать, «затыкать дыры», не забывая, конечно, и о себе. То была работа иллюзиониста высочайшего класса и велась она в сложной атмосфере, где мешались друг с другом бочки серебра, мешки с доверенностями, обязательствами и просьбами предоставить кредит, мошенничества и хитроумные растраты. Главное было добиться денег любой ценой, что удавалось скорее плохо, чем хорошо, но и король, И королевство, и Мазарини находили выход из положения. Вы спросите — а где же картезианская ясность? Ответим так: в некоторых делах предпочтительнее полумрак…

Как бы там ни было, безумная «финансовая» гимнастика требовала учреждений и людей. Каких?

Из глубины веков до нас дошла старая поговорка: как любой добрый отец семейства или добрый сеньор, король должен был жить «доходами с домена» [61] Домен — владение. — Прим. пер. . Существовал «королевский домен» — земля, леса, поместья (в том числе в Париже), права сеньора, то есть «физический домен». Сюда добавлялся «бестелесный домен» (хитроумное изобретение с расплывчатыми формами) — одной из его составляющих было право создавать и продавать должности, облагая их владельцев различными налогами. Конечно, король был больше, чем просто добрым сеньором или добрым отцом семейства. Наивные люди, хитрецы — каждый по-своему просто пытались таким образом заявить, что любой налог — вещь «экстраординарная», а следовательно, временная. Королевская администрация поощряла использование слова «экстраординарный», хотя оно никого не могло обмануть: несколько десятков лет спустя «экстраординарное» стало совершенно привычным, обычным делом. И все-таки королевский домен существовал и приносил доходы: в основном деньги отчуждались от Фермеров (со временем Кольбер будет отбирать большую часть), кстати, милейший дядюшка маленького Людовика XIV Гастон Орлеанский всю жизнь получал большую часть апанажа [62] Апанаж — доходы, получаемые с королевского домена. — Прим. пер. .

Талья, габель, налоги на продукты, пошлины и многочисленные налоговые изобретения сравнимы по изощренности с налоговыми изобретениями эпохи позднего Людовика XIV и налогами французских республик в XX веке. Общим для всех этих налогов и была неравноправность провинций и групп общества: дворянство и духовенство практически не платили налогов, провинция Бретань не платила ни талью, ни габель. Второй характерной чертой системы — а вернее, ее отсутствия — был постоянно усложнявшийся и замедлявшийся процесс доставки «денег» в королевские кассы, в том числе провинциальные. Причиной затруднений было сопротивление чиновников финансового ведомства, над которыми поставили — о, ужас! — интендантов и финансистов.

Итак, опишем, позволяя себе некоторые упрощения, налоговую систему времен кардинала Мазарини.

Начнем с тальи, «обосновавшейся» в государстве уже в XV веке, несколько измененной, обросшей разными дополнительными выплатами (тальоном), соответствующими современными прибавками в сантимах [63] Сантим — мелкая денежная единица, сотая доля франка. — Прим. пер. . Фактически, речь идет о налоге на доход, от которого были освобождены Церковь и многие «привилегированные» (провинции, города, большинство дворян и чиновники…). Этот налог взимался с оцененных доходов (достаточно высоко) на севере и в центре страны (дворяне здесь всегда были освобождены от него); со всех земель на юге страны, где дворяне не были привилегированным классом, если держали земли, называвшиеся «землями простолюдинов». Талья, как и различные добавки к ней, вводилась и снималась (мы бы сказали — распределялась и получалась) уполномоченными, избранными самими жителями. За несколько ливров уполномоченные составляли список всех налогоплательщиков с указанием суммы, которую те должны платить. Главное было избежать жалоб и добиться выплат, чтоб не потерялось ни одно су [64] Су равняется пяти сантимам. — Прим. пер. .

Над крестьянскими сборщиками стояли королевские чиновники. Самые важные — «казначеи Франции», в их обязанности входило получение от совета общей суммы «денье» от провинции, им поручалось распределение денег между различными налоговыми подразделениями; в финансово-податных округах другие чиновники финансового ведомства пониже рангом, так называемые избранные, распределяли суммы между разными приходами «департамента», юрисдикции (20, 40, иногда 100), где честные крестьяне-сборщики должны были собрать мелочь, как правило, в первое воскресенье месяца, после мессы.

Решения из Парижа доходили до самых маленьких приходов за три месяца; перевозка денье занимала еще больше времени (причем срок все время увеличивался), кроме того, по пути совершались изъятия — законные и не очень.

В любом случае, провинции, называвшиеся государствами, недавно присоединенные или накроенные самым боевым образом, в том числе Лангедок, Бретань, Беарн и некоторые другие, сохраняли собственный статус и собственную финансовую структуру, обсуждали вопросы непосредственно с представителями короля, находясь, некоторым образом, вне рамок описанной нами схемы.

Итак: талья — основной налог, значительная часть королевских доходов (от трети до половины, с тенденцией к снижению) — взималась, помимо не слишком ретивых крестьянских сборщиков, многочисленными чиновниками финансового ведомства. Они составляли весьма тесно спаянный «корпус» и даже имели «профсоюзы» для защиты своих привилегий: они считали, что их права ущемляют, что, конечно, имело место, но отчасти по их вине.

Как все другие королевские чиновники, они покупали должности или наследовали их в том случае, если отцы регулярно платили знаменитую «полетту». Как все остальные, они получали жалованье (скромное) и разного рода премии или проценты с собранных денег; жалованье округлялось и за счет крупных злоупотреблений. Вот здесь они несколько отличались от других чиновников, не имевших дела с наличностью. Им приходилось, как и остальным, регулировать «увеличение жалованья», своего рода обязательный займ (и так несколько раз, начиная с 1635 года), либо соглашаться с приемом на работу новых коллег (двоих, троих или четверых), либо, боясь за свою честь, и — главное — свои доходы, выкупать разделенные должности. Все это ранило самолюбие и провоцировало возмущение. Впрочем, худшее появится в 1641 году — интенданты.

Кроме того, значительное повышение (в целом в три раза) королевских требований, за которым не следовало немедленное повышение доходов налогоплательщиков, делало задачу все более трудной; сбор налогов замедлялся, денег не хватало (многие чиновники финансового ведомства прикарманивали значительные суммы), происходили несчастные случаи, при перевозке случались грабежи; часть собранных денег использовалась на местах — из нее выплачивалось жалованье, покрывались долги, содержалась и снабжалась армия. Коротко говоря, в Париж привозили только часть суммы, на которую рассчитывали в столице. Злые языки обвиняли чиновников казначейства и аристократов в том, что они жируют на ворованные деньги, и это похоже на правду.