Пьер Губер - Мазарини

При жизни и после своей смерти Мазарини часто предавали анафеме, его имя марали грязью даже серьезные историки, которым это вовсе не пристало. Мазарини заслуживает — я говорю это как беспристрастный исследователь, — чтобы мы поняли, какое наследство и какой след в истории он оставил.

Больше ста лет назад над территорией французского королевства дули только итальянские ветры: Испания была враждебна, Англия и Германия оставили о себе дурные воспоминания или не оставили никаких. После Авиньонских Пап и Анжуйских герцогов, мечтавших о Средиземноморье, на Неаполитанское королевство претендовал полусумасшедший король Карл VIII, его полководцы и солдаты, перейдя через Альпы с удивлением открыли для себя сказочную страну — богатую, культурную и утонченную. Несмотря на все издержки, эти люди привезли из Италии (кроме богатой добычи) идеи, вкусы и людей. Так рождалось первое французское Возрождение, весьма итальянизированное: приезд Леонардо и других художников, украшавших Фонтенбло, крупных негоциантов и банкиров, присоединившихся к тем, кто уже обосновался в Лионе и сделал его богатым городом, а потом перебрался в Париж, ставший столицей во времена первого регентства Медичи — королевы Екатерины. С Екатериной во Францию приехали артисты, деловые люди и алхимики, Флоренция и Тоскана украсили двор и время правления королевы-регентши. В следующем веке, во время регентства Марии Медичи, верх начинает брать Рим.

Рим по-прежнему оставался Городом с большой буквы, древней столицей огромной империи, столицей христианского мира, могущественной, несмотря на раздиравшую ее ересь, высоко державшей голову в разгар католической Реформы (последовавшей за Контрреформой), горделивой победительницей, утвердившей и обогатившей Учение набожной и благочестивой. Римские церкви и дворцы создавались и украшались художниками и декораторами, вызывая восхищение и зависть европейцев.

В Королевский совет входили флорентийцы, но никогда — римляне. Джулио Маццарино заполнил эту лакуну. Дитя Рима (хотя родился он на испанской земле!), воспитанный в Риме, получивший образование в Риме, взрослевший в Риме в доме истинных римлян, брат и дядя коренных римлян, вскормленный во дворце знаменитых Колонна и Барберини в гуще кланов и интриг, оплетавших Рим, «записанный во французы» и ревностно служивший своей второй родине, он оставался в глубине души римлянином — через семью и (частично) собственность; он римлянин по складу ума и привязанностям, по друзьям, артистическим вкусам и стилю, одновременно пышно-великолепному и утонченному. Римлянин по духу, а по крови — наполовину сицилиец, Джулио, добившись успеха, играл роль одновременно главы семьи и падроне на средиземноморский манер: деспот, очень нежный с матерью или сестрой, всегда командующий мужчинами и выбирающий (и почти сразу теряющий его, совсем молодым) преемника и главного наследника, использующий девиц (к счастью, многочисленных) своего семейства как пешек в политической игре. Джулио переехал из Вечного города в Париж — город мраморных и каменных дворцов, картин, мебели, жемчуга, драгоценностей, а еще того, что невозможно взвесить: идей, коварства, благочестия, монахов, парочки кардиналов, но еще и знаменитых художников, музыкантов, оперных режиссеров и певиц. Все это было очень важно для кардинала, особенно если вспомнить, как много забот доставляли ему дворяне, парламентарии, «благочестивые», бунтари и — главное — бесконечная война, которую пришлось вести шестнадцать лет; последние месяцы жизни Джулио провел, обсуждая договоры и выступая в роли посредника и, возможно, самого великого политика Европы всех времен.

Частная жизнь Мазарини, не столь интересная, как его жизнь политического деятеля, изучена неравномерно. Огромное количество архивных документов, десятки тысяч писем, полученных, написанных или продиктованных (не считая тех, что нам неизвестны), множество неравноценных «Мемуаров» дали (или дадут) нам возможность приблизиться к его личности. Многие историки пытались это сделать. Более десяти лет назад Жорж Детан представил на суд публики портрет человека, но не министра. Клод Дюлон в своих книгах об Анне Австрийской и о браке Людовика XIV тоже описал Мазарини-личность. Мадлен Лорен-Портмер, эрудированный и тонкий исследователь, дала в своей работе пример точного и строгого анализа, однако хотелось бы увидеть завершение — синтез всех исследований.

Все биографы и историки сходятся в одном — Мазарини усилил в Париже и без того сильные римские влияния. Это проявилось в усилении набожности в духе Тридентского собора, в возникновении и проникновении во Францию религиозных орденов и в перестройке, переделке и сооружении новых церквей. Никогда прежде римлянин не попадал на орбиту, а то и в самое сердце власти.

Ришелье, Людовик XIII и позже Анна Австрийская выделили и возвысили Мазарини вовсе не потому, что он был римлянином. Его выбрали за быстрый ум, глубокое знание дипломатии и европейских королевских дворов, за феноменальное терпение и способность убеждать, а также за неприкосновенность, которую давала ему красная мантия. Конечно, он был римлянином и принес с собой аромат Рима, частичку его жизни.

Авторы, промышляющие историческими анекдотами, «обожали» семью Мазарини — отца, мать, брата, четырех сестер (три из них были замужем) и выводок племянников и племянниц. В тех сферах, где жил и действовал Мазарини, судьба семьи значит довольно мало (если не считать досадного случая с Марией Манчини), хотя родственники волновали кардинала (возможно, даже слишком), что совсем не удивительно: фактически, он был главой рода.

Пьетро, отец Джулио, доставил ему много хлопот: неумелый транжира и одновременно скряга, не слишком честный, он ухитрился даже попасть в темную историю, из которой сыну пришлось его вытаскивать. В конце концов Джулио поселил отца в роскошном дворце на холме Кавалло (древний и нынешний Квиринал). Когда в 1644 году Пьетро овдовел, его дети, жившие в Риме, решили его снова женить под предлогом продолжения рода. В первых числах 1645 года молодая и высокородная принцесса Орсини, бывшая в долгу, как в шелку, согласилась стать супругой Мазарини-старшего: ей, вероятно, льстила мысль стать мачехой великого министра. Семидесятилетний старик не произвел на свет новых Мазарини и умер в 1654 году во дворце своего сына, оставив после себя большие долги. Джулио похоронил отца в приходской церкви, которую недавно реставрировал и расписал. В этой церкви Святых Венсана и Анастаса, находящейся напротив фонтана Треви, и сегодня можно видеть его имя и герб.