Александр Андреев - Богдан Хмельницкий и его характерники в засадах и битвах

У Польской Короны на Украине совсем не действовала разведывательная служба как, впрочем, не действовали ни государство, ни закон. Сами поляки писали о Речи Посполитой 1648 года: «Некуда правду деть, у нас тогда была страшная безалаберщина, несмотря на то, что неприятель стоял над самой шеей. Со всех сторон без помех собиралась к Хмельницкому казацкая саранча, а хлопы чуть ли не мимо коронного панского войска провозили к восставшим съестные припасы и гласно величали своего гетмана спасителем всего народа и защитником своей религии».

То ли отступали, то ли бежали к Корсуни регулярные коронные хоругви, и казалось им, что с ближнего совсем юга ползут на них огромные клубы пыли, которую поднимали специально посланные Хмельницким казаки, дымившие один за троих. Бежали жолнеры и шляхтичи и уже хорошо слышали, как сверху и снизу, справа и слева, спереди и сзади почти громом звенели струны сотен и сотен бандур и кобз: «Воскликнул казацкий батько Хмельницкий: Эй, друзья-молодцы, братья-казаки принимайтесь варить с ляхами пиво, ляшский солод – казацкая вода, ляшские дрова – казацкие труды!» Выжигали вокруг себя все и вся гоноровые шляхтичи, а вокруг коронного войска в ответ и отместку за коронные зверства уже горели панские маентки, уже никто не давал никому пощады потому, что убитых оживить нельзя. Трясся в карете впереди своих хоругвей пропитанный алкоголем великий коронный гетман Речи Посполитой и довольно смотрел на дело своих рук, прекрасно зная, что никто не скажет ему в опухшее от старки лицо-харю:

– У тебя, ясновельможный, невинные глаза, как у всех негодяев!

В не желавшем умирать за чужие доходы коронном войске послышались разговоры: «Что из того, если мы победим Хмельницкого? Гнездо мятежа в Украине плодовито. Даже если бы мы были сторукие гиганты, то и тогда бы не совладали с этой казацкой гидрой, у которой вместо одной срубленной головы вырастают десять. Если мы погубим наше войско, то для Речи Посполитой случится великая беда. На бога, панове отступаем». Отступали шляхтичи во главе с Потоцким и жгли Украину везде, куда могли дотянуться, инстинктивно понимая, что уже никогда не вернутся на ее молочные реки и кисельные берега, слыша слова Хмельницкого, что польское войско само зажгло себе погребальные факелы.

В ночь на 14 мая польское войско у Корсуни встало на прекрасной позиции, имея между собой и догонявшими их казаками реку Рось. Это была сильная боевая позиция на возвышенности, и выбить с нее десятки тысяч хорошо вооруженных и обученных жолнеров можно было только в кровопролитном бою грудь в грудь, при условии, что атакующих втрое больше защищающихся. Поляки быстро успокоились и приободрились, жолнеры быстро возводили в прямоугольном шляхетном лагере высокие валы, выкапывали глубокие рвы и окопы, а из коронных шатров на холме под звон серебряных чарок и келехов уже раздавались гоноровые разговоры, которые не мог слушать даже заткнувший уши Вседержитель:

– Ясновельможный так все село и сжег дотла? Со всеми хлопами? Вот начадил быдлятиной сильно!

– Досконале! Не манерничать надо со скотами, а лить им сала за шкуру.

– У меня, проше пана, если хлопы чуть слово скажут, сейчас их на кол и падла их не велю хоронить, а бросать по полям.

– Отлично удобрение, ясный пане.

– Панове, остановитесь! После вас ничего не останется ни богу свечка, ни черту кочерга! До правды, чуть что – я всех на свой суд, и тут же у меня все виноваты. Конфисковал имущество, проше пана, и wszistko w porzadku.

– Остроумно и досконале, ясновельможное панство. Нет никакого украинского народа, есть только наше рабочее быдло.

Не понимали шановные и гоноровые шляхтичи, что подобного слова могут произносить только нелюди, и вот-вот заговорят долго слушавшие панские беседы казаки. Так заговорят, что враз опухнут чертовы панские уши от казацких речей.

К вечеру 14 мая у Роси встало подошедшее от Чигирина восставшее войско Богдана Хмельницкого, все успевшего и все подготовившего. Казаки быстро стали строить свой оборонный табор и тут же через недалекую речную воду с пропахшего спиртным и уже укрепленного польского лагеря донеслось:

– Эй, собаки, сколько всего быдла в вашем лагере?

Казацкий ответ был мгновенным:

– Хлопцы с собой быдла не брали, завтра возьмем в вашем лагере.

Даже опешившие от жутко-веселого ответа шляхтичи понимали, что следующим утром прогремит решающий бой только для Украины, но не для Польской Короны. Погибнут рыцари Хмельницкого и негде будет взять других опытных бойцов, а значит, конец украинскому народу. Погибнет польская армия и король объявит в Речи Посполитой всеобщее шляхетское ополчение, королята оплатят новых наемников из Германии и Швейцарии, и все начнется сначала. Чем ты думал, Хмельницкий, когда поднимал бунт? Ты здорово помог гоноровому панству, бывший чигиринский сотник. Видно, напрасно говорили в Варшаве, что сам Конде Великий называл тебя природным полководцем. Завтра мы разобъем тебя, Зиновий-Болгдан и не возьмем в плен ни одного твоего схизмата. У Украины больше не будет казаков, а значит, не будет и Украины. У тебя, казацкий атаман, стоит за Росью пятнадцать тысяч твоих лайдаков и четыре тысячи татар. А где же твои сто тысяч хлопов? Интересно, твои пушкари умеют стрелять из притащенных к Роси орудий? В нашем шляхетском войске двадцать пять тысяч опытных и хорошо вооруженных жолнеров, которых от тебя прикрывают сорок грозных пушек. Ты на кого поднял руку, Хмельницкий? Иди, висельник, мы, паны, завтра ждем тебя в смертные гости.

Вдруг прилетел из-за Роси неслышный пока гетманский ответ и тут же почему-то убавилась пыхатая спесь уродзонных: «Шляхте нет места на земле, это позор человеческого рода. Вы, панки, жирные вши на нашем богатом воротнике, состоите целиком из одного жрущего в три горла ненасытного рта. Теперь я – ваша кара, ваш судья и палач. Мы будем судить вас голосом нашей совести. Это будет сабля, вся в человеческих слезах и крови. Вы же сами этого очень хотели!»

Коронные полководцы в подзорные трубы пересчитали за Росью всех казаков. Забыли они только о том, что в десяти километрах сзади от их почти неберущейся позиции ждала уродзонных Гороховая Дубрава. Узкая и единственная дорога немыслимого для поляков отступления от Корсуни шла между двумя лесистыми грядами холмов к Гороховой Дубраве и никак нельзя было развернуть на ней фронт панцирных хоругвей. А в конце этой дороги, в самой узкой Крутой Балке, уже выстраивались шесть тысяч отчайдухов, сделавших невозможный обходной марш, и их предводитель яростный Максим Кривонос с трудом отодрал пальцы от своей всегда готовой к битве страшной сабли. Заступы вгрызлись в дорогу и полетела на нее земля, и появились быстро глубокие рвы и высокие валы поперек этого пути позора, и окопы и траншеи вдоль нее, и уже закрывали окопы непролазные засеки из поваленных деревьев, а прямо в лоб возможным полякам улыбались четыре казацкие орудия с большим запасом дробной картечи.