Алек Эпштейн - Израильтяне и палестинцы. От конфронтации – к переговорам и обратно

Эфраим Снэ, бывший министром здравоохранения в правительствах И. Рабина и Ш. Переса и заместителем министра обороны в правительствах Э. Барака и Э. Ольмерта, так выразил эту мысль: «Историческая важность договора Осло такова, что в его рамках израильтяне и палестинцы – И. Рабин и Ш. Перес с одной стороны, Я. Арафат с другой – решили перенести конфликт между сторонами с поля боя за стол переговоров. …В основе договоров Осло лежала не формула «территории в обмен на мир», но «суверенитет в обмен на безопасность». Читая текст норвежских соглашений, сразу понимаешь, что в нем говорится о простой сделке: палестинцы получат государство (приблизительно в границах, существовавших до Шестидневной войны 1967 года), и за это они сами будут эффективно бороться с террором. …Только благодаря своему обещанию бороться с организациями радикальной оппозиции Арафат получил наше согласие на создание полицейских подразделений в размере десятков тысяч вооруженных людей» [70].

Задумаемся над сказанным. Учитывая, что акты антиизраильского террора осуществляли сами палестинцы, выходит, что, с точки зрения израильского правительства, успешное продвижение переговоров зависело от того, насколько эффективно силовые структуры ПНА борются с теми представителями своего народа, которые занимаются тем же самым, чем сами руководители этих структур занимались все предшествующие десятилетия, а именно – вооруженной борьбой против Израиля. Выходит, что Арафат получил согласие на создание силовых подразделений с целью ведения гражданской войны среди своего же народа! Можно ли было на самом деле надеяться на то, что Я. Арафат и его ближайшие приближенные не только в одночасье прекратят заниматься тем, чем они занимались большую часть жизни, но еще и будут применять силу против тех, кто «продолжает их дело», становясь, таким образом, гарантами обеспечения израильской безопасности от своих соплеменников и, в общем-то, единомышленников?!

На протяжении нескольких десятилетий израильская оборонная доктрина исходила из того, что главной угрозой безопасности страны является прорыв линии границы одной из соседних стран с использованием сухопутных сил и военной авиации. Однако справедливость требует отметить, что последний раз подобной атаке Израиль подвергся более трех с половиной десятилетий назад, в октябре 1973 года. Уже в 1970-е годы Израиль, с одной стороны, столкнулся с тяжелейшими терактами, самым известным из которых стал захват школы в городе Маалот на севере страны в 1974 году, а с другой – встал перед необходимостью принять решение о том, что делать, когда в какой-либо из арабских стран развивается программа создания атомного потенциала. В настоящее время существуют две главные угрозы безопасности Израиля: разработка и использование неконвенционального оружия его врагами, с одной стороны, и терроризм – с другой. Первая угроза никоим образом не связана с собственно палестинской проблемой: развитие ядерного потенциала – сложнейший проект, требующий значительных средств и высочайшего профессионального уровня задействованных специалистов, с одной стороны, и возможности полностью контролировать территории, на которых находятся почти всегда засекреченные объекты атомной промышленности, – с другой, поэтому существование палестинской военной атомной программы выглядит невозможным в принципе. Израиль бомбил строившиеся ядерные реакторы на территории Ирака (в 1981 году) и Сирии (в 2007 году), на протяжении ряда лет взвешивая возможность проведения аналогичной операции против Ирана, но все эти угрозы не имеют ни прямого, ни косвенного отношения к конфликту или переговорному процессу с палестинцами. Что же касается второй угрозы безопасности Израиля – террористической, то здесь как раз именно палестинцы являются центральным фактором.

Первым израильским политиком, определившим терроризм как стратегическую угрозу, был премьер-министр И. Рабин. Он сделал это на заседании кабинета после террористического акта на перекрестке Бейт-Лид в январе 1995 года, когда было убито более двадцати израильских солдат [71]. Необходимо добавить, что еще в середине 1980-х годов Б. Нетаньяху, едва ли догадывавшийся о том, что ему будет суждено дважды стать премьер-министром Израиля, определил терроризм как стратегическую угрозу не только для Израиля, но и для всего свободного мира [72].

Начиная с первых дней своего существования Израиль пытался создать себе имидж государства, которое не может и не готово подвергать риску свою безопасность и будет прибегать к оружию во всех случаях, когда такой риск существует [73]. Однако репутация страны, отвечающей ударом на любой удар, являющаяся необходимым условием стратегического сдерживания, пошатнулась из-за ограничений, наложенных на себя Израилем сначала во время войны в Персидском заливе [74], затем в годы процесса Осло и в последующий период. Война против «Хезболлы», известная как Вторая ливанская (2006), равно как и масштабная военная операция против ХАМАСа в секторе Газа (2008–2009) имели своей целью прежде всего именно восстановление баланса сдерживания против квазигосударственных организаций, использующих в том числе и террористические методы борьбы на северной и южной границах Израиля.

После начала первой интифады в Израиле все большее распространение получила концепция, согласно которой террор является следствием протеста палестинцев против продолжающейся оккупации территорий, и поэтому эта проблема в принципе не имеет силового решения, а только политическое. Израиль пошел на контакты с руководителями ООП потому, что надеялся путем переговоров добиться большей безопасности для граждан страны, страдавших от поддерживаемой ООП террористической деятельности.

Чтобы проиллюстрировать кардинальные перемены, вызванные изменением восприятия характера видения стоящих перед Израилем угроз, имеет смысл сравнить слова и идеи нынешнего президента Израиля Шимона Переса в бытность его министром обороны в первом правительстве И. Рабина в 1974–1977 годах и министром иностранных дел во втором правительстве И. Рабина в 1992–1995 годах, когда он был «локомотивом» процесса Осло и возлагал на него наибольшие надежды [75].

Главной угрозой безопасности Израиля в 1975 году Ш. Перес считал резкую диспропорцию сил между ним и соседними странами с точки зрения совокупного военного потенциала, полезных ископаемых и численности населения. В 1993 году Ш. Перес полагал, что безопасности страны угрожало главным образом неконвенциональное оружие, которое было или могло быть разработано или приобретено ее врагами. Кроме того, в середине 1970-х годов Ш. Перес полагал, что терроризм, поддерживаемый и направляемый в основном спецслужбами Советского Союза, представляет собой одну из наиболее существенных опасностей. «Радикалы, включая различные террористические организации, поддерживаемые СССР и временами получающие помощь из Китая, стремятся уничтожить Израиль и пользуются поддержкой Сирии, Ирака, Южного Йемена, Ливии и, частично, Алжира», – отмечал Ш. Перес. В 1993 году он утверждал, что Израилю угрожает внутренний терроризм, опирающийся на экстремистскую идеологию, и что эта угроза носит стратегический характер. Он упоминал и опасность ракетных обстрелов израильской территории из Ирака (как это было в 1991 году), Ливана и других стран.