Марлис Штайнер - Гитлер

Это было сражение при Гелюве и Безеларе. Оно длилось четыре дня, и англичане проиграли. Затем бой вспыхнул снова – еще на двое суток. Из трех тысяч человек личного состава 16-го резервного пехотного полка погибло или получило ранения 70 процентов (в их числе полковник Лист и сменивший его капитан Рубенбауэр). 3 ноября Гитлера повысили в звании до капрала.

После боев под Мессиной и Витшате, в которых немцы снова понесли тяжелые потери, Гитлера дважды представили к Железному кресту. Поскольку с 9 октября он был назначен ординарцем при штабе полка, то его внесли в конец наградного списка, и, видимо, по этой причине он не получил награду из рук лейтенанта Георга Айхельдорфера. Именно он и представил Гитлера к награде – за то, что тот вместе с еще одним ординарцем, впоследствии погибшим, спас ему жизнь.

Гитлер ликовал: в письме Йозефу Поппу он пишет, что это был лучший день в его жизни. В то же время он жалуется на бессонницу и тоскует по Мюнхену. В другом письме Поппу он описывает окрестности Мессины – небольшого городка, в котором с 24 ноября разместился полковой штаб – на расстоянии от 70 до 500 метров до английских позиций.

«Вот уже два месяца, день за днем, от воя снарядов и визга шрапнели дрожат земля и воздух. Дьявольский концерт начинается в 9 часов и продолжается до часу, затем возобновляется и достигает кульминации с трех до пяти. В пять часов все стихает. Это ужасно, когда среди ночи вдоль линии фронта начинают громыхать пушки, сначала очень далеко, потом все ближе, и следом раздается ружейная стрельба; затем понемногу воцаряется тишина, и только пули вспыхивают в темноте, а далеко на востоке видны лучи огромных прожекторов и слышен непрекращающийся гул морской артиллерии. Но ни смерть, ни сам дьявол не вынудят нас покинуть это место.

Мы будем оставаться здесь до тех пор, пока Гинденбург не повергнет русских. Тогда мы сведем с ними все счеты».

Рождество 1914 года Гитлер встретил в Мессине. Он получил посылки от фрау Попп, Эрнста Геппа и своего бывшего булочника Хайльмана. Однако он не любил посылки, потому что, как он говорил, еды было достаточно.

В других письмах Гитлер описывает грязь окопов и других земляных сооружений; говорит о минах, дожде, колючей проволоке, постоянно жалуется на недосып, а иногда, если ничего не происходит, на нетерпение.

После нескольких перемещений штаб 16-го полка устроился в подвале замка Фромель, где пробыл с 17 марта 1915-го по 25–26 сентября 1916 года. Ординарцы жили у некоей «черной Марии». Во время окопной войны Гитлеру порой выпадала возможность писать акварели или рисовать портреты, впоследствии опубликованные его фотографом Генрихом Гофманном, – впрочем, большинство после существенной ретуши. Существует несколько фотоснимков, запечатлевших Гитлера с однополчанами – многие из них впоследствии вступили в НСДАП.

По данным многих заслуживающих доверия источников, Гитлер был очень хорошим солдатом и после Железного креста II степени получил еще несколько наград: 17 января 1917 года – военную медаль 3-го класса со шпагами; 9 мая 1918-го – похвалу в приказе по полку за проявленное мужество; 18 мая 1918-го – медаль за ранение; 4 августа 1918-го – Железный крест I степени, за храбрость и личные заслуги; 25 августа 1918-го – медаль за выслугу лет 3-го класса. Почему же он так и остался капралом? Некоторые полагают, что его командиры не видели в нем лидерских качеств, другие считают, что он и сам не рвался наверх, вполне довольный своей должность ординарца, а впоследствии – вестового. Многие историки склоняются к первой гипотезе, однако если судить по его поведению во время и сразу после войны, то более достоверной представляется все же первая.

Действительно, война превратила юного хлыща в мужчину, за храбрость и внимательное отношение к раненым заслужившего уважение товарищей. Однажды он сам сделал странное, но многозначительное сравнение, уподобив первый бой с дефлорацией девушки: в результате первого юнец становится мужчиной, в результате второй – девица превращается в женщину. В «Майн Кампф» он так описывает процесс своего взросления:

«Далее потянулись месяц за месяцем и год за годом. Ужасы повседневных битв вытеснили романтику первых дней. Первые восторги постепенно остыли. Радостный подъем сменился чувством страха смерти. Наступила пора, когда каждому приходилось колебаться между велениями долга и инстинктом самосохранения. Через эти настроения пришлось пройти и мне. Всегда, когда смерть бродила очень близко, во мне начинало что-то протестовать. Это “что-то” пыталось внушить слабому телу, будто “разум” требует бросить борьбу. На деле же это был не разум, а, увы, это была только трусость. Она-то под разными предлогами и смущала каждого из нас. Иногда колебания были чрезвычайно мучительны и только с трудом побеждали последние остатки совести. Чем громче становился голос, звавший к осторожности, чем соблазнительнее нашептывал он в уши мысли об отдыхе и покое, тем решительнее приходилось бороться с самим собою, пока наконец голос долга брал верх. Зимою 1915/16 г. мне лично удалось окончательно победить в себе эти настроения. Воля победила. В первые дни я шел в атаку в восторженном настроении, с шутками и смехом. Теперь же я шел в бой со спокойной решимостью. Но именно это последнее настроение только и могло быть прочным. Теперь я в состоянии был идти навстречу самым суровым испытаниям судьбы, не боясь за то, что голова или нервы откажутся служить.

Молодой доброволец превратился в старого закаленного солдата».

Неизбежно возникает вопрос: что произошло на самом деле? Мясорубка войны пробудила в нем вкус к жестокости, насилию и бесчувственность к человеческому страданию или он, как большинство солдат, сражался за выживание? О последнем прекрасно сказал Эрих Мария Ремарк в романе «На Западном фронте без перемен»:

«Убийцы и бесы или создания с железными нервами, воля которых становится “полновластным хозяином”? Ужас войны оставил в душе каждого глубокую рану: одни, не умея забыть кровь, крики раненых и хрипы умирающих, встали на путь пацифизма, другие попытались найти в нем скрытый смысл и возвести смерть в бою в культ. Гитлер, вне всякого сомнения, принадлежал ко второй категории. Война являлась для него составной частью жизни и казалась неизбежной. Он, как и многие другие, никогда не забывал и всю дальнейшую жизнь вспоминал фронтовое товарищество и дух окопного братства, сплотивший людей в самые страшные минуты».

Во время одного из перемирий в ходе окопной войны к части, где служил Гитлер, прибился фокстерьер. Капрал приручил его и оставил при себе. Он выучил его всяким трюкам, хотя пес, как он говорит, не понимал ни слова по-немецки. С той поры Фоксль (то есть Лисенок) повсюду сопровождал его, спал с ним рядом, питался из его пайка. Летом 1917 года, когда 16-й полк находился на отдыхе в Эльзасе, фокстерьера украли. Гитлер тяжело переживал эту потерю, тем более что вскоре после у него также загадочным образом исчезли краски и готовые рисунки и акварели. Признаемся, нам нелегко узнать в этом серьезном, отважном солдате, всем сердцем привязанном к своей собаке (кстати, собак он потом держал всегда, вплоть до последнего дня), того самого Гитлера, которого история осудила как величайшего преступника. Можно сколь угодно долго перечитывать письменные свидетельства, мы не обнаружим в них ничего, кроме портрета молчаливого, склонного к одиночеству человека, время от времени проявляющего интерес к политике, хотя в «Майн Кампф» он заявляет, что никогда не увлекался политикой и презирал политиканов. Впрочем, были вещи, которые Гитлера «сильно раздражали» – он считал их «зловредными». С одной стороны, пресса определенного толка, на его взгляд, слишком умеренная, с другой – марксисты, которым император протянул руку. Зато молодым солдатом он почти не вспоминал об антисемитизме – возможно, потому, что в полку служило несколько офицеров-евреев, людей отчаянной храбрости.