Эмманюэль Ле Руа Ладюри - Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610

В течение полутора веков неоднократное осуществление гибкой стратегии открытости проходит через трудный период религиозного сосуществования по согласию или по принуждению; оно проходит также через подъем должностной чиновничьей службы, разделение светских и духовных путей, использование в некоторых случаях старых представительных учреждений, таких как Генеральные и провинциальные штаты. Процесс усиления государства требует постепенного повышения объема налоговых сборов и роста численности вооруженных сил, но еще больше — более совершенной, усложненной системы разделения полномочий центральной и региональной власти. Дороги этой первой модернизации не были ни усыпаны, ни обсажены розами, начиная с Перонна и Павии; шум, ярость и глупость во всей этой эпохе, особенно с 1560 по 1598 год, занимают столько же, если не больше места, чем всепрощенчество и дух беспрерывного движения к прогрессу.

Остается теперь рассмотреть эволюцию нации, точнее — национальной идеи. Два среза, итоги двух периодов: первого, завершившегося к 1460-1500 годам, и второго, закончившегося к 1600-1610 годам, дают возможность провести в точных рамках хронологии настоящей книги сравнительные размышления об этих двух периодах, окончание которых отделено друг от друга почти целым веком.

Для образованных слоев общества к 1500 году Франция была прежде всего галереей предков, троянцев и галлов, перемешанных вместе, что вызывало небольшую франкскую ностальгию. Эти старые псевдотроянцы стали основой мифа, столь же ошибочного, сколь и устойчивого, они способствуют оправданию возвращения к истокам и крестовых походов на Восток (даже ограничившихся Италией, как в случае с Карлом VIII, который был последним королем-крестоносцем). Они служат также распространению презрения к англичанам, потому что те не пытаются искать истоки своего происхождения ни в Трое, ни в «Илиаде». Кроме того, те же самые троянцы совершенно безосновательно принимались «добрыми авторами» в начале периода Ренессанса за древних галлов. Есть чем потешить французское национальное чувство как основу легитимизации королевства!

Нации нужны герои-основатели. Хлодвиг выполнял эту роль для Франции в Средние века и перед установлением абсолютизма. Вождь из династии Меровингов в реальной жизни был коварным варваром. Тем не менее через девять-десять веков после смерти сочувствующая историография наделяет его рыцарской храбростью и монашеской набожностью. Голубка подносит ему святой сосуд, ангел (придуманный позднее) — орифламму и лилии. Король святой и справедливый, как показано, он милостив к беднякам, освобождая их от налогов и излечивая золотуху. Как Святой Стефан в Венгрии, Олаф в Норвегии, он становится предметом культа, не признаваемого Церковью, но признанного официально Людовиком XI. Празднества, посвященные ему, перемещаются на запад, в Муассак и Тараскон, в связи с необходимостью защиты границ монархии, центр тяжести которой в XV веке все больше и больше смещается на юг.

Поклонение королям становится национальным культом, оно не ограничивается одним сомнительным обожанием беспринципного Меровинга. Священные отпрыски правящей династии начинают искать свои корни, предпочтительно у царя Давида, который был первым помазанником Божьим. Французы при благоприятном стечении обстоятельств могут даже надеяться, как и евреи (еще одни возможные предки, по мнению некоторых), на статус избранного народа или на мессианскую роль. В последнем столетии Средневековья появляется привычка, по крайней мере у высших и образованных классов, молиться за короля, который становится, таким образом, отдаленным и высшим членом семьи, своего рода дядей in partibus, которого можно поместить на тот же алтарь, что и предков — троянцев, галлов, франков, даже израэлитов. В иерархо-политическом жизнеописании святых, которое возникает подобным образом, Святой Дени капетингского происхождения в лоне Парижа остается надежной ценностью, хотя и недостоверной (его существование в качестве реального индивида в период высокого Средневековья по меньшей мере сомнительно). Однако его будут обвинять, в силу стечения обстоятельств, в том, что он, со своим большим загородным аббатством, во второй половине Столетней войны запятнал себя коллаборационизмом с англичанами и бургундцами; поэтому ему придется немного потесниться, чтобы уступить место в пантеоне чисто французских святых более молодым и динамичным.

Очень презентабельным кандидатом среди последних является Людовик Святой. Образец самоотречения и христианских добродетелей, носящий власяницу под доспехами крестоносца, противник богохульства, защитник священников и аристократов, гарант устойчивой валюты (как позднее Пуанкаре и Пине), покровитель свобод и гильдии ремесленников, изготавливающих предметы роскоши, Людовик IX ретроспективно становится многофункциональным святым, чей культ распространится от Парижского бассейна до юго-востока и недавно присоединившейся Бретани. Однако он тоже пострадает оттого, что в своей посмертной карьере он (или, во всяком случае, его ревностные обожатели) тоже потворствовал англичанам в XIV и XV веках. Своего апогея поклонение Людовику Святому достигнет во времена Бурбонов, начиная с Генриха IV, и впоследствии, при последних четырех Людовиках, при этом будет подчеркиваться династическая связь ветви Бурбонов с родовым древом Людовика Святого.

Святой Дени — это фигура из прошлого, или уже пройденная. По воле последних королей из династии Валуа он предстает как англофил и сторонник герцогов Бургундских. Святой Людовик предназначен для будущего, ему уготована великолепная карьера при Бурбонах. Период промежуточный украшает Святой Михаил, высокопатриотичный персонаж. Его гора в Нормандии и его монастырь «на краю морских бурь» никогда не были оккупированы англичанами, он свободен от всяких упреков в коллаборационизме. И потом, он наряду с другими «голосами» говорил с Жанной д'Арк. Охранительницы границ, посвященные ему церкви, находятся в Нормандии, но появляются также в Пиренеях, в Бургундии… Иерархическая фигура, он входит в стратификацию ангелов и архангелов, изящный каскад которых, легко принимаемых один за другого, служит моделью для общества, влюбленного в аристократизм и основанного на рангах, небесных и земных. Людовик XI основывает даже в честь этого святого Орден Святого Михаила, объединяющий рыцарство нового времени. Девиз этого общества уже не феодальное подчинение вассала сюзерену, а, естественно, верность королю. Генрих III в эпоху, когда Реформация приводит к некоторой девальвации культа святых, омолаживает и делает модным этот неорыцарский менталитет: он создает Орден Святого Духа.