Эмманюэль Ле Руа Ладюри - Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610

И в своем служении Богу Генрих также проявляет себя как новатор. Его вера глубока, искренна, открыта для внешнего мира. Она приводит его в процессии кающихся новообращенных, в их шествия с самобичеванием в монашеских рясах с капюшоном. Эти показные демонстрации набожности кающихся южан или северян с участием самого Генриха III остаются непонятыми и высмеиваются в Париже. В этом городе Католическая лига к концу своего существования уже заложила основу того стиля католической северной суровой набожности (гораздо менее показной), который будет присущ XVII веку. Сборищу кающихся собратий предстоит еще долгое существование, но не повсеместно, а главным образом на родине стиля барокко (Италия, Испания), а также на юге Франции. И на этот раз сей обширный регион возьмет на себя роль надежного хранилища отживших в других местах обычаев ушедшей в прошлое эпохи — кающиеся и протестанты, эти враждующие братья, надолго обоснуются на нашем юге и будут оставаться там еще и тогда, когда на авторитарном и централистском севере они уже давно будут в большинстве своем либо изгнаны, либо оттеснены. Такова уж извечная «музейная» роль культурных окраин любой страны, южных окраин Франции в данном случае.

Набожность Генриха отнюдь не сводится к его чистосердечной и деятельной вере. В тех провинциях, которые оставались преимущественно католическими, она становится для него одним из средств укрепления своей власти. Конечно, приверженцы Лиги публично демонстрировали свое презрение к набожности короля и высмеивали те приемы, которыми он пользовался, чтобы выказать ее на публике. Они никак не смогут помешать ему заслужить высокое звание христианнейшего короля, ставшее еще одним слагаемым его легитимности, сколь бы ущербной эта легитимность ни была. В свою очередь, и Генрих IV сумеет удостоиться этого титула после своих нашумевших переходов из одной веры в другую и обратно.

Набожный Генрих, естественно, хотел, чтобы в нем видели короля-отшельника, отказывающегося от мирских соблазнов. Не раз он на некоторое время оставлял помпезные церемонии светской придворной иерархии, чтобы скрыться за стенами монастыря или затеряться среди участников той или иной религиозной процессии и вместе с ними умерщвлять свою плоть ради искупления грехов и бед Франции (или своих собственных). Один из близких друзей короля — Анри де Бу-шаж, граф де Жуайез, оставил его двор, чтобы стать монахом Ордена капуцинов. И такой пример был подан не им одним. Такова своего рода константа, постоянно присущая высшей аристократии во французском обществе. Подтверждение тому мы находим в судьбе такого человека, как Ранее, ушедший к траппистам на склоне своей жизни, или герцог Бургундский — внук Людовика XIV, который втайне принял аскезу, оставаясь в вихре светских развлечений Версальского двора.

С одной стороны, религиозность Генриха и его друзей, отказная ее сторона, уводит их от мирских дел и помыслов, но в то же время решительно обращает их ко всему мирскому благодаря принадлежности к Ордену Святого Духа, основанному в 1578 году. Орден был посвящен Третьему лицу Святой Троицы и страстям Христовым, а его членами могли стать лишь представители высшей аристократии. Ему вменяется в обязанность блюсти доброе имя королевского правосудия и высших должностных лиц. В основе своей католический, этот орден дает королю потенциальную возможность собрать вокруг себя целую команду из верных ему людей, не грешивших «ошибками» кальвинистов и не запятнавших себя крайностями Лиги. У ордена большая история — не меньшая, чем история испанского Ордена Золотого руна или английского — Подвязки: вплоть до Великой революции очень многие во Франции станут соискателями голубой ленты Ордена Святого Духа, до появления в 1802 году ордена Почетного легиона, ставшего его светским эквивалентом.

В несколько ином идейном направлении вокруг короля в конце 80-х годов столетия собрался кружок, включавший помимо самого Генриха несколько светлейших умов того времени, и в том числе таких, как Пибрак, Баиф, Понтюс де Тийар [117] Ги дю Фору владелец Пибрака (1529-1584 гг.), был судьей, государственным советником и поэтом; Жан-Антуан де Баиф (1532-1589 гг.) — поэт, пользовался покровительством Карла IX и Генриха III; Понтюс де Тийар (1521-1605 гг.) был поэтом и прелатом. , Ронсар. Было среди них и несколько дам (Линьероль — супруга маршала Реца), которых можно считать провозвестницами чего-то подобного прециозному феминизму, расцветшему в следующем веке. Это сообщество любителей наук и словесности ведет более или менее последовательно борьбу с астрологией, и Генрих решительно порывает с суевериями Екатерины, все еще нежно любимой им матери. Члены этого сообщества предлагали продуманное толкование основ морали в назидание правителям и народу.

Именно в личной жизни Генриха III, которая была одновременно и частной, и публичной, неразрывно связанной с делами государства, возникла завязка той трагедии, которая вышла далеко за рамки его личных проблем. Генрих любил женщин (и пользовался у них успехом), был способен питать сильные чувства и в то же время не гнушался быстротечных связей. В 1575 году он влюбился в не лишенную очарования скромную лотарингскую принцессу Луизу де Водемон и сочетался с ней законным браком. Будучи женат, с годами король все более строго следует предписанным христианам Церковью нормам супружеской любви и верности. Но брак Генриха и Луизы остается бездетным, и все их надежды на появление потомства скоро рассеиваются. Законы Салической правды определяют, что в этом случае наследовать трон могли лишь Бурбоны, ибо они были хоть и очень дальней, но все же подлинной ветвью генеалогического древа Капетингов. И конкретно таким наследником мог быть именно Генрих Наваррский, гугенот, как и все Бурбоны-Конде, его кузены. Для Генриха III причиной глубоких терзаний стала необходимость выбора между соблюдением легитимности престолонаследия и требованиями правоверного католицизма.

Примечательный факт: для этого весьма набожного монарха первое оказалось более важным, чем второе. Конечно, он дал свой совет Наваррцу о переходе в католичество, что и было единственно верным решением. Но можно понять причины того, что, когда столкнулись противоречия, казавшиеся неразрешимыми, Генрих стал подвержен время от времени мучившей его депрессии, хорошо известной в наши дни. Полемисты обоих противоборствующих лагерей вскоре — и совершенно безосновательно — назовут эти приступы помешательством.

Наконец, следует записать еще один плюс в актив Генриха III, как, впрочем, и в актив Екатерины, его матери, несмотря на всю неоднозначность ее поступков и личности: я имею в виду постепенное продвижение общества к терпимости. Терпимости, которая, разумеется, пока еще весьма относительна — ведь, что бы там ни было, описываемые события относятся к XVI веку! И под этим углом зрения можно видеть, сколь быстро Генрих менялся, взрослел и обретал зрелость. Герцог Анжуйский, франт и повеса 21 года от роду, католик-экстремист, который в ночь Святого Варфоломея в 1572 году способствовал началу первых убийств, давших толчок последовавшему через несколько часов после этого массовому избиению гугенотов в Париже, совершенно преобразился за какие-то пять или шесть лет, став куда более рассудительным королем.