Николай Дубровин - Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. «Русская Троя»

Около получаса двигались колонны в самом глубоком молчании, даже лошади не ржали, как бы опасаясь обратить на себя внимание неприятеля.

Но вот вдали послышался выстрел, за ним другой, потом третий – и дело началось.

Колонна генерал-майора Грибе прежде всех достигла места назначения. Полсотни казаков бросились на стоявший у монастыря Ионы Постного неприятельский пикет, который быстро отступил. Вслед за тем пехота заняла селение Комары. По окраине селения, лицом к неприятелю, рассыпались наши штуцерные, а правее их, на гребне возвышения, стала артиллерия для действия вправо против редута № 1. Между артиллерией, примыкая к левому боку средней колонны генерала Семякина, стали три эскадрона сводного уланского полка.

В начале восьмого часа утра наши батареи открыли огонь по неприятельским укреплениям, а вслед за тем полковник Криднер повел своих азовцев на приступ против крайнего левого редута № 1.

Перед глазами всего отряда, как бы на удивление оставшимся позади товарищам, шли азовцы в атаку, не обращая внимания на град пуль и артиллерийских снарядов. При всякой убыли смыкая ряды, они в стройном порядке подошли к подошве горы. Раздался протяжный крик «Ура!», и вся покатость высоты покрылась густой толпой атакующих. В одно мгновение азовцы, как шмели, облепили укрепление: кто обежал с концов, кто просто перелез через вал, и пошла штыковая потеха русского солдата. Бывшие в редуте турки хотя и дрались весьма упорно, но принуждены были отступить, и укрепление осталось в наших руках.

Азовцы решили участь победы – они вынесли ее на своих плечах.

С падением редута № 1 турки, защищавшие соседние два редута (№ 2 и 3), не выждали удара и поспешно обратились в бегство; точно так же неприятель бежал и из укрепления № 4, против которого шел Одесский егерский полк. Редут этот, как слишком выдвинувшийся вперед к неприятелю, был тотчас же срыт, колеса у лафетов перерублены, и сами орудия сброшены с горы. Оставив укрепления и бывшие в них орудия, турки бежали к селению Кадыкёй и присоединились к стоявшим впереди селения шотландскому полку и бригаде английской кавалерии.

Выстрелы на Кадыкёйских высотах встревожили союзников. В Балаклаве ударили тревогу. Бывшие там английские и турецкие войска выступили из города и остановились посередине между городом и селением Кадыкёй. Таким образом, неприятель расположился перед нами в две линии: в первой, ближайшей к нам, стоял шотландский полк, турки, бежавшие из укреплений, и бригада английской кавалерии, а во второй – собравшийся балаклавский гарнизон.

Для атаки первой линии неприятеля генерал Липранди выдвинул вперед гусарскую бригаду, девять сотен казаков и две батареи конной артиллерии (легкую № 12 и донскую № 3). Быстро вынеслись батареи на позицию и открыли огонь. По первым выстрелам шесть эскадронов веймарских гусар и три сотни казаков бросились на шотландский полк, а восемь эскадронов лейхтенбергских гусар и шесть сотен казаков атаковали английскую кавалерию. Встреченные на обоих пунктах сильным огнем неприятеля и встречной атакой английской кавалерии гусары и казаки принуждены были отступить и начали устраиваться правее пехоты. В это самое время правее нашей кавалерии появились колонна отряда генерал-майора Жабокритского, который, выдвинув вперед свою артиллерию, прикрыл с правой стороны отступавших гусар.

Между тем английский главнокомандующий, заметив успешное действие своей кавалерии, приказал ей двинуться вперед. Англичане бросились в атаку. Несмотря на сильный перекрестный огонь нашей артиллерии и штуцерных, они налетели на выдвинутую вперед донскую батарею, изрубили прислугу, наскочили на гусар и казаков, смяли их и пронеслись далеко за линию занятых нами укреплений. Отсюда им не было возврата, и блестящая атака эта слишком дорого стоила англичанам. Когда неприятельская кавалерия насела на нашу батарею, тогда в тыл ей выдвинуты были казаки, а когда она промчалась еще далее за линию редутов, то была атакована во фланг (сбоку) тремя эскадронами сводного уланского полка. Находясь сверх того под перекрестным артиллерийским и ружейным огнем пехоты, англичане смешались, повернули коней и поскакали тем же путем назад под самым сильным огнем пехоты. Англичане отступали, сохраняя возможный порядок, хотя потеря их была огромная. Все поле было усеяно трупами людей и лошадей. Бригады английской кавалерии не существовало; из 800 человек, бросившихся в атаку, вернулось не более 200 человек, да и из них многие были ранены. 17-й английский уланский полк был почти совершенно уничтожен, только весьма немногие из его всадников, спасшиеся от общего истребления, неслись в одиночку по открытой равнине, преследуемые нашими уланами.

Поражение английской кавалерии закончило Балаклавское сражение, так как союзные главнокомандующие не решились предпринять наступательных действий против отряда генерала Липранди. Наши войска остались в занятых ими укреплениях, в которых нам досталось в добычу одно знамя, 11 орудий, турецкий лагерь, 60 патронных ящиков и разный инструмент. Многие солдаты щеголяли также чем-нибудь английским или турецким: на одном была надета английская шинель, на другом фуражка с английской высечкой, у третьего прекрасная походная баклажка через плечо. Вечером, когда собрались к кострам, рассказам не было конца, каждый старался, наперерыв друг перед другом, рассказать те случаи, которым он был очевидцем. Много было в этом сражении отдельных подвигов храбрости, ловкости и находчивости, и потому разговаривавшие находили чем делиться друг с другом.

Вот некоторые из этих подвигов.

Азовского пехотного полка поручик Эйнзидель (принятый из саксонской службы), разговаривая накануне сражения в кругу товарищей, обещался непременно отличиться и сказал им: «Вы увидите завтра – где я буду». Эйнзидель сдержал свое слово: в числе первых был он на укреплении, где получил три тяжелые раны.

Рядовой Иван Заровный защищал израненного поручика Эйнзиделя и пал жертвой своей преданности начальнику.

Днепровского пехотного полка рядовой Клим Ефимов, при взятии Комарских высот находясь в цепи штуцерных, был ранен осколком гранаты в бровь, после сделанной перевязки он просил доктора отпустить его на место сражения и, по разрешении, прибыл к своей роте, при которой и находился до конца сражения.

Во время атаки редута № 4 штуцернику 5-й егерской роты Одесского егерского полка Дементию Комиссарову оторвало осколком гранаты концы среднего и указательного пальцев левой руки; долго он не оставлял своего штуцера, стараясь еще зарядить его; но лившаяся кровь мочила патрон и ружье; выведенный из терпения, Дмитрий Комиссаров обратился к офицеру: «Ваше благородие, позвольте мне сбегать завязать руку; а пока не угодно ли самим пострелять из моего штуцера: знатно попадает! Я же сейчас ворочусь». И действительно, через несколько минут Дементий Комиссаров явился опять между стрелками и, хотя с перевязанной рукой, не переставал стрелять из своего любимого штуцера до конца сражения.