Николай Дубровин - Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. «Русская Троя»

– Я и шашки вытягнуть не успел, – говорил потом Даниленко, – сорвали ее с меня, отбросили, за горло хватили и тянут; я упираюсь, борюсь, кликнуть некого… Приколоть-то, видите, им нечем меня, один меня за горло держит, а я его одной рукой схватил за ружье, другой рукой держу другого за грудь, а прежде еще вышиб из рук ружье… Он рвется у меня к ружью своему, а я их обоих подтягиваю к шашке, зная, где они ее бросили; вот и возимся… Тут-то я вспомнил, что при мне кинжал. Я как брошу того, которого за грудки держал, тот полетел, а я выдернул кинжал, да и в брюхо тому, что меня за горло держал… он так и затрепетался… Чуть стало светать, говорю своим: глядите, нет шашки! Ступайте, чтобы была, а то и служить не хочу, если не будет моей шашки! Ребята нашли и принесли.

Пока возился Даниленко с зуавами, французы бежали мимо него целыми толпами и атаковали наших рабочих.

С первым выстрелом в цепи генерал Хрущев приказал зажечь фальшфейер – сигнал тревоги – и вместе с тем построил Волынский полк левее редута. По приказанию инженер-штабс-капитана Тидебеля работавшие в укреплении селенгинцы разобрали ружья и стали за валом в ожидании неприятеля. Правее редута стал полковник Сабашинский с батальоном селенгинцев, работавшим во рву. Построившись вогнутым фронтом, волынцы молча бросились в штыки. В темноте ночи закипел ожесточенный бой. Небольшое пространство, на котором боролись противники, освещалось на мгновение ружейными выстрелами, но затем тотчас же погружалось в еще больший мрак; только звук оружия, крики «Ура!» и возгласы неприятеля указывали место побоища. Сам генерал Хрущев был окружен неприятелем, один из зуавских офицеров бросился с обнаженной саблей на генерала, но полковой горнист Павлов выбил саблю из рук офицера, а рядовой Белоусов заколол его. Завязалась всеобщая свалка. Волынцы смешались с французами, французы с нашими. Там французы звали к себе на помощь, здесь громко раздавалось: «Ребята, сюда!» Повсюду происходила самая жестокая схватка: резались, кололись, стреляли в упор, с трудом отличая впотьмах друг друга. Вдруг над головами волынцев и селенгинцев пронеслись целые десятки светящихся ядер с наших батарей. Упав на землю, они осветили окрестность – и враги взглянули в лицо друг другу. Пользуясь этим временным светом, наши батареи открыли частый огонь по наступавшему неприятелю. Целый град снарядов и бомб сыпался на французов с Малахова кургана и соседних батарей. Пароходы «Владимир», «Громоносец» и «Херсонес» извергали потоки чугуна, опустошавшего ряды наступающего неприятеля.

Презирая смерть, французы смело шли в атаку на свернувшихся в колонны неподвижных волынцев. Батальон за батальоном, как волна за волной, напирали они на несокрушимую скалу штыков храброго полка, молчаливо отражавшего все удары. Среди сильного огня, порой все озарявшего, можно было отличить массы сражавшихся. В нескольких местах видны были две черневшиеся стены, напиравшие одна на другую, сталкивавшиеся и смешивавшиеся. Крики каждой толпы, набегавшей вперед, при каждом наступлении были полны воодушевления, но потом ослаблялись и покрывались наконец стонами и болезненными возгласами раненых.

Синие мундиры французов заметно отделялись от наших серых шинелей. Видимо, редели их стены, колебались, сгущались, бросались вперед, и вслед за тем громче и сильнее раздавалось русское «Ура!», от которого устоять врагу было невозможно – и французы отступали.

Одновременно с этим другая неприятельская колонна, с охотниками впереди, бросилась на редут, казавшийся им издали небольшим и только что начатым укрепленьицем. Подойдя к нему ближе, они увидели свою ошибку. Вместо начатого небольшого укрепления они нашли перед ним ров глубиной аршина в два, а шириной в сажень, нашли довольно высокую насыпь, из-за которой посыпались на них целые тучи пуль селенгинцев, стоявших в укреплении. Сгоряча неприятель бросился в ров, и смельчаки полезли на бруствер, хватаясь за туры, еще не насыпанные землей; многие скатывались вместе с ними в ров, другие кое-как взбирались на вал. Первым взобрался на вал командир охотников, но был поднят на штыки. За ним взбирался другой офицер. Он чувствовал, что ему помогают в этом трудном деле, но вслед за тем кто-то схватил его за ворот, вышиб саблю и потащил в глубь укрепления. За офицером лезло много солдат, но все они или были взяты в плен, или сброшены штыками в ров, где нашли себе могилу.

Видя расстройство неприятеля, генерал Хрущев приказал ударить сбор – и заколыхалась неподвижная дотоле стена волынцев. С барабанным боем кинулись наши батальоны навстречу свежим силам союзников, спешившим на помощь к своим. Дружный удар в штыки сломил неприятеля. Французы стали отступать. Волынцы очутились сбоку и в тылу неприятельской колонны охотников, атаковавшей редут. Боясь быть отрезанной, колонна эта быстро отошла назад и попала под выстрелы наших батарей. Полковник Сабашинский во главе батальона своих селенгинцев двинулся вперед, встретил на пути новую колонну неприятеля, спешившую на помощь к бывшей у редута, и одним ударом сбросил ее в лощину под выстрелы нашей артиллерии.

Французы отступали по всей линии. Пытаясь несколько раз остановить натиск волынцев и селенгинцев, но каждый раз опрокидываемые ими, они скрылись в своих траншеях. Поражение неприятеля было полное. Успехом в этом мы обязаны хладнокровной распорядительности генерала Хрущева, храбрости полковника Сабашинского и необыкновенной стойкости солдат Волынского и Селенгинского полков.

Через час после первого выстрела сражение было кончено, потерпевший поражение неприятель не сделал потом ни одного выстрела. Волынцы отошли на прежнее место, селенгинцы – в редут доканчивать начатую работу. Не тишина, а всеобщий говор сопровождали работы. В ином месте работавшие рассказывали друг другу случаи из недавней встречи с неприятелем, в другом громко смеялись над солдатиком, нарядившимся во французскую амуницию, там, по склону насыпи и во рву, убирали тела убитых, подбирали раненых или рассматривали неприятельский штуцер, доставшийся в добычу победителям.

Рассветало. Утренняя заря осветила кровавое поле ночного побоища, на котором лежало более ста неприятельских трупов и шестьдесят пять наших. Все они были собраны и похоронены нами с особой церемонией. Французов хоронили особо от наших. Немного ниже редута рядами сложены были убитые обеих сторон. В головах у русских теплились восковые свечи, приткнутые к земле. Почетный караул, поставленный при телах убитых, отдал им последнюю воинскую почесть. Печальный религиозный обряд совершился. Сослуживцы со слезами попрощались с товарищами. Залп из ружей, как последний привет героям, смешался с криками, слышными у подошвы горы недалеко от бухты. Там остатки храброго Волынского полка приветствовали прибывших к ним дорогих гостей, двух великих князей, Николая и Михаила Николаевичей.