Николай Дубровин - Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. «Русская Троя»

И новое восторженное «Ура!» огласило окрестность.

Веселый пир продолжался до поздней ночи. На следующее утро полк переправился на Южную сторону и снова расположился на 3-м бастионе.

Все пошло по-прежнему, по-старому…

На Корабельной производились усиленные земляные работы: позади оборонительной линии, в укрытии резервов и для обстреливания Малахова кургана.

Среди работ самая живая перестрелка продолжалась днем и ночью.

На третий день после штурма, 8 июня, был ранен заведующий инженерными работами генерал Тотлебен. Рана скоро приняла опасный характер, так что он принужден был оставить южную часть города и передать заведование работами на Городской стороне командиру 3-го саперного батальона полковнику Гарднеру, а на Корабельной сначала инженер-штабс-капитану Тидебелю, а потом вновь прибывшему полковнику Геннериху. При этом генерал Тотлебен хотя и сохранял за собой главное руководство работами, но был лишен возможности следить за их ходом.

Неудачный для союзников штурм 6 июня произвел на них весьма невыгодное впечатление, так что у англичан явилась даже мысль о совершенном прекращении работ против 3-го бастиона. Английский генерал Джонс доказывал, что батареи их не в состоянии преодолеть огня 3-го бастиона и смежных с ним укреплений и что войска при вторичном штурме будут точно так же отбиты. Это мнение встретило опровержение со стороны начальника французских инженеров генерала Ниеля, настаивавшего на том, чтобы англичане не останавливали своих работ. После продолжительного обсуждения этого вопроса союзные главнокомандующие решились вести подступы и приближаться к нашей оборонительной линии. К 28 июня они подошли к Малахову кургану на 110 саженей и устроили двенадцать новых батарей для действия по кургану, по 1-му, 2-му и 3-му бастионам. Близкое положение неприятеля и постоянная ружейная перестрелка отзывались значительной потерей в людях. Со дня штурма и по 28 июня мы лишились одного генерала, 65 штаб и обер-офицеров и 3163 человек нижних чинов. Кроме того, был легко контужен начальник штаба севастопольского гарнизона свиты Его Величества генерал-майор князь Васильчиков. Неприятель потерял за это время 1710 человек.

В четыре часа пополудни 28 июня Севастополь понес горестную утрату – он лишился доблестного адмирала Павла Степановича Нахимова.

С последних чисел мая, в особенности после занятия неприятелем трех передовых укреплений, Павел Степанович был постоянно мрачен и страдал от нескольких контузий, хотя всегда скрывал это. Деятельность его не ослабевала ни на минуту; только один раз решился он два дня не выходить из дому, «но беспокойство взяло верх над телесным утомлением, и Павел Степанович продолжал по-прежнему беспрестанно посещать самые опасные места, пренебрегая всеми просьбами». На все увещания поберечь себя он отвечал, что «ведь когда-нибудь да убьют его».

Когда Екатерининская улица стала торной дорогой для вражьих снарядов, когда на площадь дворянского собрания сыпались ядра как горох, все стали перебираться в более безопасные места, но Нахимов оставался в своем домике, подвергаясь ежеминутной опасности. Главнокомандующий просил Павла Степановича перебраться под своды Николаевской батареи, где можно было хотя спать спокойно, но адмирал не согласился, считая излишним искать защиты в доме, когда почти целые сутки он жил на бастионах.

После полудня 28 июня неприятель открыл сильную канонаду по 3-му бастиону. Объезжая, по обыкновению, оборонительную линию, Павел Степанович в сопровождении своих адъютантов отправился туда, где была опасность, откуда были слышны выстрелы. Его уговаривали не ездить, но он, не слушая ничьих советов, говорил: «Как едешь на бастион – веселее дышишь».

Когда адмирал стал приближаться со своей свитой к оборонительной линии, бомба пролетела над головами ехавших.

– Видите, нас приветствуют, – проговорил адмирал и всю дорогу был разговорчив и весел.

Побывавши на 3-м бастионе, Нахимов отправился на Малахов курган (Корнилов бастион), стоивший Севастополю столько драгоценной крови. Артиллерийского огня здесь почти не было, только свист штуцерных пуль показывал, что неприятельские стрелки зорко следят за неосторожными храбрецами. Павел Степанович взошел на банкет [27]и, взяв трубу, стал рассматривать неприятельские работы, черным цветом своего сюртука и золотыми эполетами он резко отличался от окружающих его и служил целью для неприятельских стрелков.

Начальник 4-го отделения оборонительной линии и Малахова кургана капитан 1 ранга Керн был у всенощной, когда ему доложили о приезде адмирала. Он вышел к нему навстречу и, видя, что адмирал слишком настойчиво смотрит в амбразуру, решился как-нибудь увести его с этого опасного места.

– Не угодно ли вам отслушать всенощную? – сказал он адмиралу.

– А вот сейчас приду-с, я вас не держу – вы ступайте, – отвечал Павел Степанович.

В это время пуля ударила возле него в земляной мешок.

– Они целят довольно хорошо, – проговорил Нахимов, оставаясь спокойно на месте.

Кто-то из прислуги, стоявшей возле орудий, решился заметить о грозящей ему опасности.

– Это дело случая, – заметил он и вслед затем отдал трубу и хотел уйти.

В это время с одной из наших батарей была пущена бомба.

– Ишь как ловко зацепила, – проговорил сигнальщик, следивший за полетом бомбы. – Трех сразу так и подняло.

Павел Степанович остановился, хотел взглянуть, но вдруг упал, раненный в висок выше левого глаза.

Это был канун его именин.

Нахимов тут же впал в совершенное беспамятство, которое и продолжалось до самой кончины. Его тотчас же перевезли на Северную сторону, где он и скончался 30 июня в 11 часов пополуночи.

Только теперь, когда стали обмывать тело покойного, можно было удостовериться в действительности контузий, в получении которых адмирал не хотел признаться, – вся спина его была совершенно синяя.

Известие о том, что Нахимов смертельно ранен, а потом что его не стало, быстро облетело все бастионы – и дрогнули защитники Севастополя, когда теплое сердце этого честного, бескорыстного и замечательного человека перестало биться и чистейшая душа этого рыцаря без страха и упрека отлетела в вечность.

«Совершилось предопределение, и бодрый дух, витавший над бастионами мученика Севастополя, жививший его защитников в течение десятимесячной томительной, однообразно-кровавой обороны, отлетел в вечность! Не стало любимца Черноморского флота, их вожатого к славе, товарища в лишениях, утешителя в неудачах и бедствиях». Не стало героя Синопа и деятельного помощника начальника славного гарнизона севастопольского.

Одни теряли в лице Павла Степановича Нахимова неутомимого и вполне бескорыстного деятеля, другие – заботливого отца-начальника, посвятившего свою жизнь и имущество на пользу его подчиненных, наконец, Россия лишилась в нем горячо любящего ее сына, оберегателя ее славы и могущества.