Николай Дубровин - Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. «Русская Троя»

Здесь все переменилось, только русские люди остались те же. По-прежнему видны группы беззаботных солдат, то веселых и смеющихся, то лежащих, раскинувшись во весь рост, и как будто нарочно подставляющих себя всяким снарядам. Тут же, в местах двух-трех, видны бабы, торгующие луком, хлебом, вяленой рыбой. В стороне, на площадке одной из батарей, пользуясь хорошей погодой, обедают офицеры; один сидит на пружинном кресле, занесенном сюда из города еще с начала осады, другой поместился на картечной жестянке, подложив под нее несколько поддонов или деревянных кружков. Возле них стоит русский мужичок-разносчик, являющийся на батареи раза два в день, несмотря ни на какую опасность. На груди его висит на георгиевской ленточке медаль с надписью «За храбрость». В сотый раз он рассказывает одним и тем же офицерам, что пожалован был этой медалью за то, что ходил с Хрулевым Степаном Александровичем во французские траншеи 10 марта.

– Пришел я, – говорит он, – на курган с корзинкой – заказ был от офицеров. Ну а наши «Ура!» кричат, так и заливаются – погнали, стало быть, француза. Резервы проходят, солдатики говорят: бери ружье, сходи-ка в траншею, – что тут сидишь без толку… Бросил я корзину, добыл ружье – да в траншею. Не помню, что было, только как в чувство пришел – в госпиталь положили…

Таких охотников-волонтеров было много в Севастополе, не только взрослых, но и детей, преимущественно сыновей матросов. Посещая часто бастионы, они оставались на них и в минуты самого жаркого боя помогали солдатам: то воду таскали, то заряды подавали. На 1-м бастионе долго служили два мальчика, один 14, а другой не более 6 лет. Старшему в июне оторвало обе ноги, но он остался жив; младший же вышел из Севастополя целым и невредимым. Более других прославился десятилетний сын матроса Николай Пищенко. Отец его Тимофей служил комендором на одной из батарей близ 5-го бастиона. Молодой Пищенко, известный под именем Николки, жил на батарее и прислуживал отцу. В день второго бомбардирования Тимофей Пищенко был убит, но Николка все-таки остался на батарее. Забежав однажды на редут Шварца, он увидел там девять небольших мортир.

– Позвольте мне выстрелить из мортирки, – упрашивал он командира редута.

Тот дозволил. Пищенко выстрелил, и весьма удачно. Ему так понравилось это, что он, поселившись на редуте, поступил на мортирную батарею под команду одного из матросов. Впоследствии матрос этот был убит, а Пищенко стал самостоятельно заправлять мортирой. В коротких брюках, в отцовской куртке, хватавшей до колен, и босиком, он неутомимо трудился над своей мортирой. Главнокомандующий наградил Пищенко сначала медалью, а потом и Георгиевским крестом. Все любовались, как Пищенко изо дня в день копошился возле своих орудий. Бывало, подойдут к нему офицеры и прикажут выстрелить из мортирки для потехи. Пищенко в восторге и с особой любовью смотрит за полетом своей бомбы, в ответ на которую пролетит из неприятельских траншей или «темное» – ядро, или посыпятся ружейные выстрелы.

Подобными проделками жители бастиона разнообразили свою жизнь. По воскресеньям и другим праздникам на батареях и бастионах служили молебны. Благоговейное спокойствие и величие божественной службы проливали надолго успокоительную отраду, заставляя защитников забывать их трудное положение. Особенной торжественностью отличалась служба, совершенная посетившим Севастополь высокопреосвященным Иннокентием, архиепископом Херсонским и Таврическим, по случаю праздника, даваемого главнокомандующим Брянскому полку, наименованному егерским генерал-адъютанта князя Горчакова 2-го полком.

В ночь 25 июня егерский князя Горчакова полк был перевезен на Северную сторону. На другой день со всех бастионов и батарей было собрано по нескольку человек от каждой части для присутствования на празднике. Все они собрались утром 26 июня в церковь, где и услышали из уст красноречивого пастыря слово правды и истины о своих заслугах. После литургии при звоне колоколов и гремевшей усиленной канонады архипастырь, с жезлом в руке, вышел из храма на площадь к собранному на ней войску и остановился перед рядами воинов, только что сошедших с бастионов и батарей. Все смолкло. Черные загорелые лица защитников в молчаливом благоговении ожидали благословения. Перед ними стоял архиепископ в святительских ризах. Величественна была картина площади, еще более торжественны были слова архипастыря.

– Не поучение говорить вам мы прибыли сюда, – сказал высокопреосвященный Иннокентий, – нет, мы явились учиться у вас, славные защитники града, учиться, как исполнять заповедь Христа Спасителя: оставь отца, матерь свою и дом свой, возьми крест и приди ко Мне! Впредь, поучая паству свою, мне не надобно далеко искать примеров добродетели: я скажу им: «Иди в град сей и поучись у первого встречного из братьев твоих – защитников веры и мест, откуда впервые разлилось православие на родину нашу: пади ниц, место бо сие свято есть!»

С глубоким умилением слушали храбрые воины эту высокую оценку своих подвигов и, возвратившись на бастионы, передавали товарищам благословение архипастыря.

В 11 часов утра на Северной стороне, в виду осажденного города, были разбиты шатры и накрыты столы для нижних чинов. Построенный в колонны полк встретил главнокомандующего.

Генерал-адъютант князь Горчаков приветствовал храбрых егерей следующими словами:

– Государь Император, в высокой милости ко мне, Высочайше повелел храброму Брянскому егерскому полку именоваться полком моего имени.

Товарищи! Первая моя боевая служба в чине генерала была совершена со славным Брянским полком – в 1828 году. В войне с турками с двумя батальонами брянцев мы совершили боевую переправу через Дунай. Уверен, что испытанные в боях брянцы, нося имя своего главнокомандующего, будут служить примером для армии!.. Защищая родной наш Севастополь, мы сумеем победить кичливого врага и сделаемся достойными высокой чести, которую почтил меня монарх наш.

Преосвященный архиепископ, свидетель нашего праздника, благословил нас на новый праздник – на бой кровавый за веру православную, за царя русского, за Отчизну святую!..

Ребята – нашему батюшке царю – «Ура!»…

Громкий крик, вырвавшийся из могучей груди богатырей, огласил прибрежные ущелья и, смешавшись с гулом выстрелов, отозвался в неприятельских траншеях. Составив ружья и сняв боевую амуницию, солдаты отправились к столам, и первая чарка русского воина при громких криках «Ура!» была выпита за русского царя:

«И чаша первая, и первый гимн, Тебе!»

Затем на середину братского кружка вышел командир полка, полковник Ганн.

– Ребята! – сказал он, высоко подымая чарку. – В день грозной атаки неприятеля 6 июня на бастион наш (бастион № 3), когда густые колонны врага лезли на бруствер, я напомнил вам, брянцы, что шеф полка и главнокомандующий смотрит на нас! Атака отражена, Государь Император, повелев брянцам называться именем генерал-адъютанта князя Горчакова, оказал нам новую высокую милость. Покажем врагу и нашим доблестным товарищам, что полк достоин носить имя вождя русской армии – имя князя Горчакова!..