Грэм Робб - Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира

Судя по рассказам путешественников, время их поездок никогда не соответствовало графику. Случай, о котором сейчас пойдет речь, имел место в 1736 году, но мог бы произойти в любое время до середины XIX века. Однажды летом этого года в центре Страсбурга молодой художник-гравер из Германии ждал скорый дилижанс до Парижа: он хотел попытать счастья во французской столице. Этот художник по имени Иоганн-Георг Вилле и его друг прошли до Страсбурга 160 миль – из Узингена, который находится по другую сторону от Франкфурта. Когда они пришли на место, то зарегистрировали чемодан Вилле в конторе транспортной компании и решили подняться на колокольню Страсбургского кафедрального собора, которая тогда была самой высокой точкой города. С вершины колокольни друзья увидели всю Эльзасскую равнину и горы Вогезы, по которым их дилижанс скоро будет мчаться к Парижу.

Осмотр достопримечательностей и прощальный завтрак продолжались слишком долго. Когда они появились на площади, дилижанс уже ушел и успел проделать большой отрезок пути. Следующая его остановка была в Саверне, который находился на расстоянии 25 миль к северо-западу.

« Что мне оставалось делать? Единственным возможным решением было бежать за ним. Перед этим прошел дождь, и на дороге кое-где еще были лужи. Галька была скользкой, а единственной моей опорой была моя слабая шпага. От Страсбурга до Саверна 7 лиг. Я прошел это расстояние, как можно дольше не останавливаясь для еды или питья, но догнал дилижанс, лишь когда тот уже въезжал во двор гостиницы в Саверне, где должен был остановиться на ночь».

В этом случае черепахой был дилижанс, а зайцем – человек. По словам железнодорожного инженера , который более тридцати раз ездил в дилижансе из Лиона в Париж с 1830 по 1852 год, обычно эта поездка продолжалась три дня и три ночи, а при плохой погоде – четыре дня. Почтовый дилижанс проделывал тот же путь за сорок два часа, и в нем «люди, с которыми встречаешься, были лучше», но место в нем стоило в два раза дороже, и он вмещал всего четырех пассажиров. То есть настоящая средняя скорость дилижанса Париж – Лион в середине XIX века, если учитывать остановки, была меньше 4 миль в час. Это в два раза медленнее, чем скорость, с которой путешествовали по Галлии римские императоры , и чуть больше чем в два раза той скорости, с какой передвигался Стивенсон и его осел.

В 1843 году безумно торопившийся путешественник, который был готов потратить любую сумму денег, почти на каждой станции получал помощь от сочувствующих ему людей и мог на последнем отрезке пути доехать до Парижа новейшим тогда скоростным транспортом, что, однако, не избавляло его от ужасных задержек. 9 сентября Виктор Гюго вместе со своей любовницей Жюльеттой Друэ отплыли с острова Олерон в Рошфор, оживленный портовый город на побережье Атлантики. В кафе Гюго взял газету и узнал из нее, что его дочь Леопольдина, которая недавно вышла замуж, пять дней назад утонула при крушении речного судна на Сене, у селения Вилькье.

Единственный раз за всю свою жизнь Гюго не мог писать. Но Жюльетта Друэ оставила дневниковые записи о том, как они ехали 350 миль, возвращаясь в Париж. Согласно «Ежегодному почтовому справочнику», поездка должна была занять сорок часов.

В шесть часов вечера Гюго и его любовница отправились в Ла-Рошель; в этом городе они провели ночь. На следующий день (это было воскресенье), когда они садились в дилижанс, ходивший до Сомюра, кучер с такой силой захлопнул дверь, что задрожало стекло в окне. В Ниоре карета ударилась о ворота таможенного поста потому, что лошади и кучер задремали. Утром в понедельник, перед тем как они переправились через Луару у Сомюра, двух лошадей из четырех отпрягли и провели по мостику впереди дилижанса. (Это было сделано, чтобы не платить налог, который брали с экипажей, запряженных четверкой.)

Сомюр они покинули в десять часов вечера. В Блуа им подали на завтрак клубнику, дыню и слабо обжаренные сосиски andouillettes, и как раз в этот момент кучер крикнул, чтобы пассажиры занимали свои места. Жюльетта Друэ заподозрила, что за этим кроется обман. (Хозяева гостиниц часто делили прибыль от несъеденных кушаний с водителями дилижансов.) В три часа дня во вторник они прибыли на открытый в мае того же года железнодорожный вокзал Орлеана.

«В 4 часа мы находились на подъемнике, который поднимает дилижанс на что-то вроде пола с четырьмя колесами. Дилижанс прочно прикреплен к этому полу цепями и железными зажимами… мы проехали несколько станций, большинство – без остановки… На самых крупных станциях есть буфеты с очень хорошим ассортиментом очень аппетитной еды».

Они приехали в Париж в восемь часов вечера во вторник, через семьдесят четыре часа после того, как покинули Рошфор, и через шесть дней после того, как дочь Гюго была похоронена в Вилькье, на кладбище, которое возвышается над Сеной.

Последний отрезок пути в дилижансе, прикрепленном к железнодорожной платформе, которая двигалась со скоростью 18 миль в час, был переездом из одной эпохи путешествий в другую. Скоро поезда опустошат дороги и разорят придорожные гостиницы. Они закроют для путешественников обширные участки страны, при этом создавая у пассажиров впечатление, что теперь Франция готова для новых открытий.

Гюго уже заметил это постепенное исчезновение Франции. Воскрешая в памяти свои далекие поездки, он видел перед собой только лошадиный зад, плеть форейтора, крылья ветряной мельницы над головой и мундир солдата, просившего показать паспорт. Вместе с Жюльеттой Друэ он ездил в дилижансе на юг, в Бордо, где увидел мост с семнадцатью арками, Королевскую площадь на берегу реки и целый лес мачт и снастей – видимо, знак того, что хозяйственная жизнь во Франции начиналась, когда эта страна бросала взгляд за свои границы, а не внутрь себя. «150 лиг за тридцать шесть часов – и что я видел? Я видел Этамп, Орлеан, Блуа, Тур, Пуатье и Ангулем».

Но эти города во внутренней части страны сжались в его уме до картинок, мелькавших в окне дилижанса, как в волшебном фонаре. Орлеан – свеча на столе и тощая девушка подает тощий суп. Блуа – мост. Тур – циферблат, на котором стрелки показывают девять утра. Пуатье – утка с репой на обед. Ангулем – газовый фонарь и театральная афиша. «Вот что такое Франция, когда ты видишь ее из окна почтовой кареты. Как же она будет выглядеть, если смотреть на нее с железной дороги?»

Сжатие времени и притяжение Парижа были не просто физическими и политическими явлениями. Писателям, которые начинали открывать Францию в эпоху современного комфорта, приходилось разматывать дорогу, пейзаж за пейзажем, словно ленту, которая теперь была скатана туго, словно пружина в часах. В конце 1840-х годов Жерар де Нерваль отправился из Парижа в Брюссель, в гости к своему другу Александру Дюма. Он ехал туда по старой дороге Париж – Фландрия восемь дней. Железная дорога оставила без работы компании дилижансов. Сохранились лишь омнибусы, ходившие на короткие расстояния. Раньше эта же поездка в дилижансе занимала три дня. Теперь, когда появились железные дороги, путешествие стало медленнее, чем прежде.