Грэм Робб - Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира

Теперь, двигаясь на запад в сторону Тулузы – сначала пешком, потом в открытой карете, с презрением отвергая советы роялистов, которые давали ей приют, – герцогиня, должно быть, думала о ненавистном ей Наполеоне, который за семнадцать лет до нее высадился ниже на этом же побережье, возле рыбачьей деревни Канны. Наполеон успел дойти до Гапа, а возможно, даже до Гренобля, прежде чем новость о его возвращении с Эльбы достигла Парижа. В те дни телеграфная линия заканчивалась в Лионе, и эту новость привез в Париж всадник, который мчался галопом от самого побережья. Теперь длинные тонкие семафоры – сигнальные приспособления телеграфа – можно было увидеть более чем в пяти сотнях мест. Эти жестикулирующие лапы гигантских насекомых подавали сигналы с башен и колоколен соборов. Поскольку операторы должны были читать сигналы через телескоп, эта первая в мире система дальней связи иногда работала с перебоями. Герцогиня помнила, что восемь лет назад из-за плохой погоды над Бургундией известие о смерти ее мужа дошло из Парижа в Лион в таком виде, как будто было написано на разорванном клочке бумаги.

«МИНИСТР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ ПРЕФЕКТУ ДЕПАРТАМЕНТА РОНА… ТОЛЬКО ЧТО УБИТ… ЕСЛИ ОБЩЕСТВЕННЫЙ ПОРЯДОК В ЛИОНЕ МОЖЕТ БЫТЬ НАРУШЕН, ПРИМЕНЯЙТЕ… РЕШИТЕЛЬНО И БЛАГОРАЗУМНО…»

К несчастью для герцогини, в эти апрельские дни погода была прекрасная. Когда она на следующее утро проснулась в хижине пастуха где-то севернее побережья, люди во всей Франции уже обсуждали за завтраком интересную новость о ее появлении в стране.

В мае герцогиня добралась до Вандеи и разослала прокламацию , адресованную «жителям верных западных провинций»: «Я не побоялась совершить опасный путь по Франции, чтобы исполнить святой обет. Наконец я среди этого народа героев. Я назначаю себя вашей главой, и с такими людьми я обязательно одержу по беду».

На этот раз гражданская война в Вандее свелась к нескольким отчаянным атакам на армейские посты. Малочисленные крестьянские отряды, во главе которых стояли тосковавшие о прошлом старики офицеры, были вооружены лишь старыми мушкетами и готовностью принять свои желания за действительность, и оккупационные войска легко уничтожили их. Появилось еще несколько новых мучеников, и на значительной части запада Франции было введено военное положение. Герцогиня покинула узкие тропы и живые изгороди страны бокажных полей и в крестьянской одежде отправилась в Нант. Она думала, что солдаты никогда не станут искать ее в процветающем современном городе, среди 100 тысяч его жителей, которым невыгодно было свергать парижское правительство. В Нанте был рыночный день, и люди шли в город со всех сторон. Никто не заметил мнимую крестьянку – разве что кто-то мог увидеть, как она сняла причинявшие ей боль большие неуклюжие башмаки и грубые шерстяные чулки, а под ними оказались идеально белые ступни. Она натерла ноги, пока дошла до дома в центре Нанта, где жили две дамы-роялистки.

Пять месяцев она скрывалась в этом доме номер 3 по улице От-дю-Шато, из которого были видны сады замка и луга вдоль Луары.

Однажды в конце осени в доме устроили обыск: герцогиню выдал двойной агент. Солдаты ее не нашли, но, уходя, оставили двух жандармов следить за домом. Эти двое затопили камин в мезонине дома. А за камином, с трудом втиснувшись в маленький тайник, где раньше укрывались от властей преследуемые священники, пряталась герцогиня. Когда торф почти догорел, жандармы бросили на него несколько экземпляров роялистской ежедневной газеты «Котидьен». Платье герцогини загорелось, и она выпала из тайника.

Через несколько минут телеграф передавал сообщение из Нанта на север – в Мон-Сен-Мишель, затем на восток через Нормандию на Монмартр. С Монмартра оно было передано на телеграфную станцию, размещенную на крыше Лувра, раскодировано, записано и передано министру внутренних дел:

«ГЕРЦОГИНЯ ДЕ БЕРРИ ТОЛЬКО ЧТО АРЕСТОВАНА. ОНА НАХОДИТСЯ В НАНТСКОМ ЗАМКЕ».

Позже в том же году, когда герцогиню везли на юг в крепость-тюрьму Блэ, выяснилось, что арестантка беременна. Живя в Италии, герцогиня тайно вышла замуж за одного малоизвестного итальянского графа. Это фактически положило конец ее претензиям на роль живого воплощения Бурбонов, а вандейское восстание стало выглядеть смешным. На этот раз никто не считал рождение ее ребенка чудом.

С одной точки зрения, герцогиня де Берри была героиней-одиночкой, которая пыталась спасти побежденный народ от угнетателей. С другой – заблуждавшейся представительницей феодальной династии, которая была готова принести в жертву тысячи жизней, чтобы утолить свою жажду власти. Из сырой глубины багажа было трудно видеть всю ситуацию в целом, но в следующие месяцы, когда правительство восстанавливало контроль над Вандеей, стало ясно: герцогиня была порождением той самой парижской системы власти, которая подавила ее попытку переворота.

Как результат ее высадки во Франции – правительство поторопилось завершить умиротворение и колонизацию запада страны. Волнения в Вандее напомнили правительству, что провинция, где мало городов и слаба связь со столицей, опасна с политической точки зрения. Была начата большая программа дорожного строительства . В результате тридцать восемь «стратегических дорог» общей длиной больше 900 миль пересекли этот край крест-накрест от Пуатье до Нанта и от Ла-Рошели до Сомюра. Строители вырубали леса и засыпали глубокие узкие проходы. За десять лет были уничтожены почти все следы Вандейской войны. Единственным похожим случаем во французской истории было строительство сети военных дорог вдоль хребтов в Севеннах в конце XVII – начале XVIII века. Эти прекрасно спроектированные тропы войны, часть из которых позже была восстановлена как туристские маршруты, позволили артиллерийским полкам проникать в каштановые леса и обстреливать отдаленные деревни, где протестантские «фанатики» скрывались от своих преследователей. После обстрела карательные отряды могли напасть на деревни и уничтожить уцелевших жителей. Так же как военная оккупация роялистской Вандеи, это был не крестовый поход во славу веры, а военная операция для укрепления центральной власти.

6 июня 1812 года читатели газет могли обратить внимание на любопытное сочетание новостей: только что закончилось самое крупное сражение вандейского восстания: батальон солдат одержал победу над отрядом из четырехсот крестьян возле деревни Лё-Шен. И в эту же ночь в центре Парижа восемьсот мятежников было уничтожено войсками на узких улочках возле церкви Сен-Мерри. (Это народное восстание стало кульминацией сюжета в «Отверженных» Гюго.) Такое совпадение событий говорило о многом. От правительства ждали, что оно будет защищать либеральные принципы революции 1830 года, а оно оказалось таким же безжалостным, как прежний режим. Третья новость касалась Алжира – колонии, которую Франция завоевала в 1830 году, в последние дни правления Карла Х, свекра герцогини де Берри. 4 июня были сформированы батальоны Африканской легкой пехоты; их в просторечии называли Bat’d’Af [46]. Все новобранцы, зачисленные в эти войска, были в прошлом осуждены гражданскими или военными судами за тяжкие преступления. Их бесчеловечная жестокость оказалась очень эффективным средством при подавлении восстания алжирских племен, когда те попытались вернуть себе независимость.