Гельмут Симон - Войны Рима в Испании. 154—133 гг. до н. э.

При подготовке кампании 137 г., но, вероятно, уже при проведении операций 138 г., Бруту оказал поддержку флот (это можно заключить на основании различных мест у Страбона). Реки, протекавшие на пути продвижения его войск, становились, с одной стороны препятствием, но, с другой стороны, поскольку в его распоряжении были корабли, воротами в удаленные от моря районы Лузитании. О самих же лузитанах нам известно, что они использовали кожаные лодки (Strabo, III, 3, 7, p. 155). В качестве опорного пункта Брут использовал город Морон на Таге, примерно в 90 км от устья реки. Одновременно он укрепил в Олисипоне дамбы для обеспечения судоходства вверх по реке (Strabo, III, 3, 1, p. 152). Это свидетельствует, что подвоз осуществлялся преимущественно морским путем.

В следующем году — мы знаем, что командование Бруту было продлено, — состоялось форсирование Дурия. Он также опустошал и покорял эту страну (Арр. Iber., 74, 304). Однако Брут прославился переходом не через Дурий, а через маленькую реку между Дурием и Минием [308], которая ныне называется Лима {326} . В древности эта река носила еще одно название помимо Лимеи, а именно Белион. Это название римские солдаты запомнили в искаженной форме «Обливион» [309]. Волнения, которые, по-видимому, охватили войска Брута из-за того, что они и так уже зашли слишком далеко, усилились из-за связанной с ее именем легенды о том, будто пересекший эту реку теряет память (ср.: Strabo, III, 3, 4, p. 153 — история о кель-тиках). Римские войска вынуждены были перейти реку после того, как сам проконсул, схватив штандарт, пересек ее (Liv., per. 55; Ер. Oxyrh. 55, Z. 216-217; Арр. Iber., 74, 304-305; Flor., I, 33, 12 = III, 17,12; Plut. Quaest. Rom., 34).

Брут вторгся в область галлаиков, с которыми вряд ли римляне прежде имели дело, поскольку едва ли о них слышали (Veil. Pat., II, 5,1: aditis quae vix audita erant — «дойдя до тех, о которых едва ли кто слышал»). Только Цепион однажды совершил набег на их внутренние районы (Арр. Iber., 70, 300). Тем многочисленнее стали легенды, которые ходили о стране и народе на берегах океана {327} . [310]И хотя Брут никоим образом не покорил всю Галлекию [311], тем не менее по имени ее народа он получил прозвище Галлекийского (Gallaicus) — благодаря тому обстоятельству, что прежде о галлаиках едва ли кто слышал (Veil. Pat., II, 5, 1; Strabo, III, 3, 2, p. 152; Ovid. Fast., VI, 461-462; Schol. Bob. ad Cic. Pro Archia 179 St., 359 Or.). Галлаики, о которых говорили, что они пришли на помощь лузитанам (Oros., V, 5, 12), показали себя весьма серьезным противником. Дело дошло до большого и жаркого сражения — вероятно, 9 июля 137 г. {328} , [312]— в котором они были разбиты. Теперь путь на север для Брута был свободен. Он дошел до Миния, очевидно, постоянно сопровождаемый флотом, который плыл по этой реке [313]. Намеревался ли полководец продолжать свое продвижение по ту сторону Миния, в точности сказать трудно [314]. Во всяком случае, на это его подвигло нападение на римский обоз живших в горных краях к северу от Дурия бракаров (Арр. Iber., 74, 305). В начавшихся боях, которые также оказались успешными для римлян, мужчины и женщины бракаров сражались плечом к плечу и умирали с величайшим мужеством {329} . [315]Женщины и дети, будучи проданы в рабство, не раз кончали жизнь самоубийством (Арр. Iber., 74, 306; Diod., XXXIV/XXXV, 4,1). Оставшиеся в живых выказывали глубочайшую скорбь, когда покидали пределы отечества, чем пробудили сочувствие даже у врагов {330} . [316]

Успешное завершение этого похода развязало армии Брута руки для других операций [317]. Снова военные события в ближней и дальней провинциях сплелись в одно целое. Командование в Hispania Citerior, как уже говорилось, осенью 137 г. принял Марк Эмилий Лепид Порцина (Арр. Iber., 80, 348). По отношению к Нуманции он был обречен на бездействие, пока сенат не принял решение о признании недействительным Манцинова договора. Отсюда вытекает, что это решение, поскольку оно было связано с судьбой консула Манцина, состоялось не ранее чем накануне 136 г. Таким образом, возможное возобновления войны против Нуманции последовало не раньше весны 136 г. Поэтому Лепид мог даже счесть, что инструкции по поводу Нуманции прибудут вместе с его преемником. Несмотря на то, что Лепид не отличался телосложением полководца, он захотел воспользоваться неожиданно выпавшим ему удобным случаем, чтобы снискать себе военную славу [318]. То, что развязывание новой войны на Иберийском полуострове было не в интересах Рима, его не беспокоило, равно как и то, что отсутствовал повод для войны [319]. Как это уже было один раз, ваккеям пришлось опять расплачиваться за соседей. Лепид обвинил их в том, что они снабжали нумантинцев, несмотря на то что они никоим образом не нарушали заключенное с римлянами соглашение — с какого времени оно существовало, мы не знаем (Арр. Iber., 80, 349—350; Oros., V, 5,13). Тем самым Лепид начал, бесспорно, несправедливую войну (bellum iniustum) (Oros., V, 5, 13) [320]. Ему удалось привлечь к участию в этой операции своего родственника Децима Юния Брута, уже закончившего свой поход (Арр. Iber., 80, 350) [321].

Целью римского наступления стал город Палантия, под стенами которого в свое время уже понес большие потери Лукулл. Оба полководца — Брут наверняка привел с собой часть войска — приступили к осаде этого города (Арр. Iber., 80, 350). Когда они уже начали войну, к ним прибыли два посла сената, Цецилий и Цинна, которые привезли инструкции для Эмилия Лепида. Они заявили, что сенат удивлен, почему Лепид после совсем недавно понесенных поражений в Испании затеял новую войну. Сенатское постановление недвусмысленно запрещало Лепиду нападать на ваккеев (Арр. Iber., 81, 351; более подробных сведений об этих послах нет). Едва ли эти инструкции появились случайно. Что касается хронологии, то сложно представить, что Лепид начал кампанию до начала зимы [322].

За исключением неблагоприятного времени года войско, которое только что избежало катастрофы при Манцине, нуждалось в отдыхе, тем более что вооружение и обоз были потеряны. Отсюда, конечно, не следует, что уже осенью 137 г. Лепид не принял необходимых мер, видимо, он также провел дипломатическую подготовку, если о таковой можно говорить. Известия об этих мерах в течение зимы могли достичь Рима и стать причиной отправки упомянутого посольства, которое было поставлено перед свершившимся фактом.

Для Лепида было важно использовать время, остававшееся до прибытия его преемника. Консулов 136 г. мы знаем. Из них Луций Фурий Фил по жребию (на это недвусмысленно указывает Валерий Максим: III, 7, 5) получил командование в Ближней Испании, что полностью соответствовало его желаниям (Val. Max., Loc. cit.).

С Брутом складывалась иная ситуация. Вопреки традиции ему продлили командование в дальней провинции во второй раз. Во время дискуссии по этому поводу Сципион Эмилиан выступил в сенате с речью «Об империи Брута» (De imperio D. Bruti) и, вероятно, советовал продлить ему полномочия (Fest., 241) {331} . Обе меры — запрет Лепиду воевать с ваккеями и продление командования Бруту — были связаны с нумантинским разгромом.