Евгений Глущенко - Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования

Российский колониализм имел свою специфику, отличавшую его от, например, колониализма британского. Британцы, будучи островитянами, захватывали территории за морем и создавали там свои коронные колонии, управляемые британскими губернаторами, где создавались сельскохозяйственные плантации и предприятия по обработке местного сырья, на которых трудились рабочие местного происхождения. Только управляющие и инженеры были европейцами. Даже колониальные воинские подразделения формировались из представителей местных этносов, офицеры, естественно, были англичанами. И только в нескольких заморских колониях, где климатические условия были схожими с европейскими (Кения, Южная и Северная Родезия, некоторые другие колонии), появлялись в значительном числе фермерские хозяйства английских переселенцев.

После продажи Аляски в 1867 г. Россия не имела заморских колоний, все ее колонии на западе, юге и востоке территориально примыкали к собственно России, то есть располагались на гигантском Евразийском материке. Для России в большей степени, чем для других европейских держав, была характерна так называемая крестьянская колонизация, похожая на колонизацию Северной Америки. В.О. Ключевсий писал: «История России есть история страны, которая колонизуется» [398]. При поддержке правительства, а чаще и без таковой, всегда на свой страх и риск, русские крестьяне срывались с насиженных мест и на убогих рабочих лошаденках двигались за тысячи верст в поисках лучшей доли. Они доходили даже до Ирана, где устраивали свои поселения.

Переселение русских в Туркестан, русских крестьян в особенности, в последние 70–80 лет стало темой в высокой степени политизированной. Таковой она стала с первых же лет советских лет. Для советских исследователей этой темы обязательной нормой стало писать о русском переселенчестве как о вредоносном для коренного населения явлении. Правда, в послевоенные годы допускался для историков, исследовавших тему русской колонизации, почти объективный подход – «с одной стороны., с другой стороны». В независимых постсоветских государствах Средней Азии русское присутствие до и после большевистской революции описывается почти как катастрофа.

«Царское правительство, – писал в 1983 г. А.П. Фомченко, – не останавливалось перед открытым ограблением местного населения путем экспроприации у него годных для колонизации земель» [399]. А в 1997 г. автор из независимого Узбекистана Ф. Исхаков рисовал картину сплошного разорения местного населения как следствие переселенчества русских крестьян: «Но для коренного населения Туркестана в большей мере, чем, например, Степного края, массовый наплыв в основном неимущих переселенцев означал не только увеличение масштабов изъятия и захвата его земель, поземельного налога, кибиточной подати и других обязательных платежей, но и ухудшение положения во всех сферах жизни: рост цен на продовольствие, увеличение арендной платы за землю, поденщины, а также появление таких новых для региона видов преступлений, как разбой, кража личного имущества. Колониальные власти, конечно, принимали меры, в том числе и по расширению сети тюрем, арестных домов, но заполнялись они преимущественно представителями местных национальностей после очередных восстаний, бунтов коренного населения» [400].

С какой стороны ни глянь – все мрак.

Так писали «люди науки», а автор незамысловатого школьного учебника изложил проблему просто и кратко: «Лозунг «Туркестан для русских» полностью противоречил экономическому, политическому и культурному развитию местного населения. Переселение русского населения в Среднюю Азию отрицательно сказалось на моральной и материальной сторонах жизни местного населения» [401].

Начать с того, что автор учебника Жумабой Рахимов, для которого главный приоритет «воспитание национальной гордости, уважение к духовным ценностям и патриотизма учащихся» на уроках истории [402], – большой выдумщик: лозунг «Туркестан для русских» подразумевал ограничение или недопущение иностранного предпринимательства, но не был направлен против местных этносов, так как русские власти признавали права коренных народов, в том числе и на землю. Во-вторых, можно ли воспитывать юношество, не будучи профессионалом в своей области?

Тема колонизации русскими крестьянами так называемого сельского пространства Средней Азии очень сложная и, вероятно, требует глубокого изучения. Только приближаясь к ее освещению, я пришел к выводу, что следует доверять прежде всего наиболее достоверным свидетелям, а это – российские специалисты, назначенные изучить проблему и дать свою экспертную оценку. Такими экспертами были ревизоры Ф.К. Гирс и К.К. Пален, квалифицированные исследователи А.А. Кауфман, Н. Гаврилов, А.А. Половцев, а также видный государственный деятель, ближайший соратник П.А. Столыпина А.В. Кривошеин. В конце XIX, начале XX в. у русских специалистов, назначенных дать экспертную оценку того или иного явления, было обыкновение делать это максимально добросовестно.

Колонизацию азиатских просторов начали уральские, оренбургские и сибирские казаки еще в XVIII в. Они строили оборонительные линии, состоявшие из казачьих станиц и небольших укреплений. Наиболее активное продвижение казаков на юг началось в 40-х гг. XIX в. Казачьи станицы стали возникать на плодородных землях Семиречья к юго-востоку от озера Балхаш. К 1867 г. в этом краю уже существовало 14 казачьих станиц, в которых проживало от 12 до 15 тысяч человек [403]. Расположенные друг от друга на большом расстоянии, эти поселения людей, умеющих нести воинскую службу, представляли собой немалую стратегическую ценность, будучи российскими опорными пунктами для отражения нападений как со стороны Кокандского ханства, так и со стороны Китая. В казахской степи к западу от Оренбурга в те же годы были построены небольшие укрепления и казачьи поселения возле них, с тем чтобы крепостные гарнизоны обеспечивались продовольствием. В это время Россия в Средней Азии преследовала прежде всего военные и политические цели, экономические цели ограничивались охраной торговых путей. В итоговом отчете Императору, который был закончен в год кончины автора, Константина Петровича фон Кауфмана, отмечается, что в ту пору (40—50-е гг. XIX в.) правительство не имело в виду начать колонизацию степных просторов. Продвижение русских войск, а также строительство укрепленных линий объяснялось необходимостью защитить принявших российское подданство казахских кочевников и торговых караванов от разбойных нападений отрядов хивинского и кокандского ханов [404]. Однако ко времени написания отчета первый генерал-губернатор Туркестана разочаровался в казаках как поселенцах, способных обрабатывать землю и тем обеспечивать войска продовольствием, притом что сами казаки жили вполне зажиточно, но это было не результатом их усердия, а благодаря прекрасным качествам доставшейся им земли. Казаки получали немалые деньги от казны, а также освобождение от налогов на несколько лет, но эти льготы не способствовали превращению их в земледельцев, скорее развращали: они привыкали жить на казенный счет, казенные деньги пропивали и проедали. Конечно, они оказывали некоторую военную поддержку регулярным частям, но как производители провианта для них ценности не представляли: в основном занимались охотой или нанимались на сезонные работы к более трудолюбивым и предприимчивым соседям. Казаки все-таки были плохо управляемой вольницей. Они уничтожали леса, которые с трудом воспроизводились в условиях Средней Азии, самовольно захватывали скотопрогонные пути. В адрес администрации генерал-губернатора шли от кочевников бесконечные жалобы.