Евгений Глущенко - Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования

На этот раз нападавшие понесли огромный урон. Первые ряды туркмен, не выдержав залпового огня, побежали назад, но столкнулись с массой своих же, продолжавших напирать сзади, – те и другие, сбившись в плотную толпу, оказались идеальной мишенью. Практически ни один выстрел не пропал даром. Войска Скобелева в ту ночь потеряли 11 человек убитыми.

Захлебнувшаяся атака в ночь на 4 января оказала деморализующее влияние на защитников Денгиль-Тепе. Начались споры и раздоры. Поняв безнадежность дальнейшего сопротивления, обитатели Мервского оазиса и других мест, прибывшие к ахалтекинцам на подмогу, откочевали в родные края. И предлог нашли благовидный: пора готовиться к севу. Скобелев нервничал: остальные тоже могли сбежать. Но они не сбежали, а даже предприняли еще две ночные вылазки, но уж совсем без надежды на успех – даже не подошли к окопам. Покричали и побежали назад. До самого штурма текинцы больше не пытались застать русских врасплох. Эту проблему удалось решить. Теперь необходимо было не промахнуться с минной галереей.

«Минная галерея, – рассказывал участник кампании, – склоняясь, идет вперед с таким расчетом, чтобы пороховая камера пришлась под стеной на глубине двух сажен. Здесь очень тесно: из галереи постоянно передают мешки с землей; одни их подхватывают, другие относят назад, ссыпают на брустверы и опять идут за мешками.

В галерее темно, и только в конце тускло светятся постоянно горящие свечи. Вдоль галереи сидят, с небольшими промежутками, рабочие, которые передают друг другу мешки с землей. Впереди раздаются глухие удары мотыги и поскребывание лопаты; здесь работают минеры. Жара и духота страшные; на лицо садится пар от дыхания и подземная сырость; свечи оплывают и горят тускло, и совсем бы потухли, если бы не приток свежего воздуха из вентиляционного рукава. С работающих пот льет градом, но отдыхать некогда.

В самом начале минных работ в направлении галереи произошла ошибка – она пошла чересчур влево, столкнулась с левой сапой [293], и стена галереи, обвалившись, образовала окно. Потом направление исправили» [294].

Галерея могла пойти и вправо и влево; могла не дойти до стены либо выйти за стены уже в пределах укрепления. Этого-то и опасался Скобелев. Несколько раз, рискуя жизнью, охотники пробирались к подножию крепостной стены с мерными веревками, на которых завязывали узелки. В распоряжении инженеров были данные топографической съемки, но командующий им не доверял и требовал новых и новых проверок. К собранным наблюдениями и промерами сведениям добавились совершенно неожиданно и очень кстати важные подробности, сообщенные персом, бежавшим из текинского плена. Он, между прочим, сообщил, что внутри крепостных стен никаких дополнительных инженерных сооружений не существует, что и подтвердилось впоследствии. Взяв крепость, Скобелев изумлялся этой непредусмотрительности, тем более что в строительстве Денгиль-Тепе участвовали британские специалисты.

В ночь с 7 на 8 января был произведен массированный артиллерийский обстрел крепости, принесший ее обитателям большие страдания. По мысли командующего то была мера, способная деморализовать противника.

8 января Скобелев был в отличном расположении духа. (Близкие к нему люди, впрочем, предпочитали, чтобы командующий начинал день в дурном настроении, так как очень скоро оно у него улучшалось, и он становился весел и приветлив. Это был человек переменчивого настроения.) По его и его инженеров расчетам, минирование стены могло быть закончено к утру 10 января; на этот день Скобелев намеревался назначить штурм. Однако план пришлось менять. От излишнего усердия солдат, крутивших ручку вентилятора (электровентиляторов еще не было), весьма несовершенный, да и старый аппарат сломался. Генерал стал упрекать саперов в невнимании и непонимании дела и даже заявил, что теперь в их мину не верит, чем сильно уязвил их профессиональное самолюбие. Весть о том, что сам Скобелев разочаровался в мине, разнеслась по войскам и повлияла на людей совсем плохо. Все уже давно ждали окончания осады, а тут…

Заявление о неверии в мину вовсе не было наигрышем, просто резко изменилось настроение Скобелева, а с ним и его представление о способах штурма. Прекрасно знавший военную историю, генерал стал доказывать руководителю всех инженерных и минных работ полковнику Рутковскому, что великому теоретику и практику фортификационного и минного дела маршалу Вобану, осаждавшему в течение своей жизни несколько десятков крепостей, только в нескольких случаях удалось довести минирование до успешного завершения. Отсюда был вывод: дело это ненадежное. Сегодня мы сказали бы, что такое суждение некорректно: Вобан вел свои осады и минные работы в Европе, где уже к XVII в. была разработана технология контрминирования, о чем текинцы не имели ни малейшего представления.

Командующий потребовал от Рутковского представить соображения на случай, если придется штурмовать 10 января без минного взрыва. Скобелев теперь очень спешил со штурмом, не желал слушать разговоров о его отсрочке. Резоны были те же, плюс еще одна причина: переносить штурм следовало дня на два – на три, а это значило, что пришлось бы брать крепость либо в понедельник, 12-го числа, либо во вторник, 13-го. Скобелев был суеверен: понедельник, как известно, день несчастливый, а 13-е число и подавно.

Взамен мины Рутковский мог предложить только одно средство – пробить брешь артиллерией и очень настаивал на переносе срока штурма на два дня.

Пока командиры обсуждали исторические сюжеты и спорили о преимуществах минной войны, русские умельцы с помощью подручных средств починили заморское сооружение; вентилятор находился в простое всего шесть часов. К этому времени офицерам удалось уговорить своего командующего назначить штурм на 12 января. Последним для генерала аргументом стало: 12 января – Татьянин день, в этот день был основан Московский университет – в какой-то степени alma mater М.Д. Скобелева. Такой понедельник не мог быть несчастливым.

«Томительно долго текут последние дни осады. Отбыв свой караул в траншеях, офицеры стараются как-нибудь убить время – играют в шахматы, читают старые газеты, по рукам ходят даже романы, вроде «Старость Лекока», «Дело под № 113», «Нана» и т. п. Все это перечитывалось по многу раз» [295]. Сам Скобелев выписал в походный лагерь более десятка петербургских и московских газет и журналов – приходят с большим опозданием, – но читать их ему недосуг. Если что он и читает, то все того же многоопытного Вобана (построил и перестроил 300 крепостей): ему нужно знать в деталях, как пробиваются бреши в крепостных стенах.

Один раз русские пушки уже пробили брешь в юго-западной стене, но текинцы ее тут же, под огнем, заделали, продемонстрировав мужество и стойкость. 10 января Скобелев устраивает репетицию штурма. Матросы-минеры под командованием гардемарина Майера и солдаты железнодорожного батальона с подпоручиком Остолоповым во главе подкрались в темноте к крепостной стене и, заложив в наскоро вырытые каморы динамитные и пироксилиновые заряды, поочередно их взорвали. После каждого взрыва из русских траншей гремело «ура», а текинцы метались от одной пробоины к другой, решив, что русские пошли на приступ. Еще в одном месте артиллерия пробивала третью брешь. Эту пробоину специальная брешь-батарея поддерживала открытой более суток, вплоть до настоящего штурма.