Олег Помозов - День освобождения Сибири

Так посмотрим же ещё раз на факты. Итак, во-первых, семёновская администрация после 10 августа заняла, по меньшей мере, двойственную позицию как по отношению к Сибирскому правительству, так и по отношению к сибирской автономии в целом. Далее, после того как в сентябре воинские части Семёнова, а также японские интервенты добрались наконец до Читы (прежде того освобождённой, как мы уже отмечали, войсками Сибирского правительства) и установили там свою власть, в городе сразу же начались процессы по ужесточению политического режима. Вышедших фактически из подполья и устремившихся во власть представителей местного самоуправления из числа членов не только меньшевистской, но даже правоэсеровской партии встретили весьма и весьма недоброжелательно тогда в Чите. Это — что касается приверженности семёновцев идеям демократии [290], а также системе местного самоуправления.

Так вот, вскоре в числе таких изгоев оказался двадцатидевятилетний меньшевик Матвей Абрамович Ваксберг, бывший областной комиссар Временного правительства, а потом председатель Забайкальского Народного совета и одновременно председатель Читинской областной земской управы. Всех этих трёх должностей его лишили большевики. И вот теперь, когда при поддержке занявших Читу частей Сибирского правительства и Чехословацкого корпуса Ваксберга вновь восстановили в прежней должности председателя Читинской областной земской управы, а также избрали председателем временной коллегии гласных земского и городского самоуправления, уже буквально через несколько недель, после того как в городе основательно закрепилась атаманская власть, был отдан приказ о его аресте. После чего Ваксбергу пришлось вновь надолго уйти в подполье, а вскоре и совсем покинуть пределы Забайкалья.

Почти то же самое произошло и с Антоном Матвеевичем Флегонтовым, членом правоэсеровской партии, заслуженным и вполне авторитетным человеком, революционером более чем с двенадцатилетним стажем. Избранный в 1917 г. председателем Читинской городской думы, но потом также лишенный своих полномочий большевиками, он властью Временного Сибирского правительства в начале сентября 1918 г. был сначала восстановлен в своей прежней должности, а через несколько дней, во время проезда через Читу особоуполномоченного Омского правительства по Дальнему Востоку Леонида Загибалова (тоже, кстати, правого эсера и областника), на собрании представителей демократической общественности города Флегонтова утвердили ещё и в качестве областного комиссара Забайкалья. Однако стоило Загибалову покинуть пределы региона, как по приказу Семёнова (перед этим на станции Маньчжурия клятвенно заверявшего особоуполномоченного в верности Сибирскому правительству) правительственного комиссара Флегонтова сразу же арестовали и даже перевезли для перестраховки на станцию Маньчжурия, поближе к ставке атамана.

В первых числах октября в столицу Забайкалья прибыл, наконец, сам Семёнов и первым делом устроил своим подчинённым полный «разбор полётов» за попустительство и чуть ли не пособничество в отношении местных революционных демократов. И это, несмотря на то что его «опричники» на протяжении целого месяца, в буквальным смысле не покладая рук, вылавливали по городу сторонников советской власти, а также лиц, просто сочувствующих левым идеям, причём без какого-либо согласования своих действий с городскими властями, а тем более со следственной комиссией, созданной демократическим самоуправлением сразу же после изгнания большевиков и наделённой функциями прокурорского надзора за производившимися арестами. И, тем не менее, начальник читинского гарнизона генерал-майор Мисюра за недоработки по данному вопросу был отправлен атаманом в отставку, а на его место назначен полковник И. Шемелин.

Следом «полетела голова» генерала Шильникова — того самого, который вместе с Семёновым и Таскиным вошёл в апреле во Временное Забайкальское правительство. Его не только отстранили от должности, но и посадили под арест. Формальным поводом чему послужило якобы то обстоятельство, что генерал в мае месяце отдал неоправданный и преждевременный приказ об отводе семёновских частей за реку Онон, спровоцировав тем самым моральное разложение личного состава, повлекшее за собой провал всей весенней военной кампании, ни больше и ни меньше. Вместе с тем истинная причина опалы состояла в том, что Шильникова заподозрили, как ни странно, в «симпатиях к социалистам». Так, по сведениям семёновской контрразведки, вечером 1 октября генерал вместе с правительственным комиссаром Флегонтовым присутствовал на собрании педагогического коллектива первой женской гимназии, охарактеризованном особистами, по меньшей мере, как несанкционированный митинг оппозиции. Более того, после завершения собрания Шильников уехал вместе с социалистом Флегонтовым в одном экипаже. Этого, как оказалось, было вполне достаточно, для того чтобы заподозрить генерала в сочувствии к красным и посадить под арест.

На самом же деле всё обстояло немного иначе. Руководство женской гимназии, как и многих других учебных заведений города, сильно обеспокоили факты многочисленных арестов преподавателей, осуществлявшиеся особо ретивыми семёновскими подручными на основании самых даже незначительных подозрений в связях учителей с большевиками [291]. Поэтому педколлектив гимназии пригласил генерала Шильникова и комиссара Флегонтова на своё общее собрание для того, чтобы от имени педагогов (или, как тогда говорили, — учащих) всего города попросить столь ответственных должностных лиц принять, наконец, хоть какие-то меры против такого произвола. В противном случае, как заявили преподаватели, скоро уже просто некому будет учить детей; учить — разумному, доброму, вечному, а не только — стрельбе и хождению строем. И, видимо, преподаватели нашли понимание, ибо буквально на следующий же день Антона Флегонтова… арестовали, а после прибытия в Читу Семёнова и генерал Шильников подвергся той же участи.

По завершении данных мероприятий вся — не только военная, но и гражданская власть в городе приказом Г.М. Семёнова была передана в руки нового начальника читинского гарнизона полковника И. Шемелина. Полковник [292]Семёнов в это время официально числился командиром 5-го Приамурского корпуса Сибирской армии (приказы от 6-го и 10 сентября командующего Сибирской армией генерала П.П. Иванова-Ринова) с подчинением ему частей Забайкальского, Амурского и Уссурийского казачьих войск вот и всё. Но атаман, видимо, посчитал, что имеет право на нечто большее, чем только командовать казачьими войсковыми соединениями.

В ответ на такое самоуправство представители читинского демократического самоуправления срочно составили жалобу в адрес председателя Временного Сибирского правительства П.В. Воло-годского и с оказией отправили её в Иркутск в надежде, что тамошние их единомышленники по земскому движению телеграфом перенаправят их зов о помощи во Владивосток, где в это время с деловым визитом находился П.В. Вологодский. Сами они воспользоваться телеграфом в Чите не могли, так как в условиях осадного положения, объявленного Семёновым, подобного рода сообщения с внешним миром находились на строгом учёте у военных. Пётр Васильевич Вологодский во время своего проезда через Забайкалье в середине сентября уже встречался с Семёновым и тогда слегка и, что называется, по-отечески пожурил его, наставляя атамана на разумный диалог с земским и городским самоуправлениями. Возвращаясь назад с Дальнего Востока в Омск, председатель Временного Сибирского правительства не стал больше встречаться с Семёновым и проследовал станцию Чита, возможно, в знак неудовольствия, даже не сделав остановки на ней. Потом он направил сюда своего специального представителя К.Е. Яшнова, который при поддержке прибывшего вместе с ним в столицу Забайкалья военного министра П.П. Иванова-Ринова, сумел уговорить строптивого атамана умерить свои аппетиты в сведении счётов с демократами.