Олег Помозов - День освобождения Сибири

В результате Союз чехословацких обществ в России сразу же был отстранён от дел, а вопросами формирования национальных воинских подразделений стал заниматься созданный в Петрограде полностью подконтрольный царскому правительству так называемый Чехословацкий народный совет. После этого больше на словах, чем на деле, процесс по привлечению военнопленных был «начат», более того — «процесс пошёл», но только вот количество чехословацких добровольцев, сражавшихся с оружием в руках за нашу и свою родину, фактически не увеличивалось. А для отвода глаз прикормленная и прирученная (как всегда, и нашими, и вашими) «независимая» пресса выдала в то же время «на-гора» очередной бред сивой кобылы под названием «германский заговор в Зимнем дворце», во главе которого якобы стояла полунемка-императрица и её «любовник» Распутин. Именно они с подачи потерявших всякое чувство меры высокооплачиваемых столичных щелкопёров оказались вдруг ответственными, в том числе, и за «саботаж» при формировании новых славянских национальных полков для русской армии [371].

После Февральской революции 1917 г. Чехословацкий народный совет, потерявший могущественного покровителя в лице царского правительства, сразу же ушёл в небытие и полное историческое забвение, а вот киевский Союз чехословацких обществ, напротив, в результате низвержения прежних правительственных препонов возродился, как Феникс из пепла, и вновь встал у руля начатого им в 1914 г. дела. Вскоре, однако, он по какой-то причине полностью поменял прежнюю официальную вывеску и стал называться отделением в России Чехословацкого национального совета. То есть отделением того самого комитета, который был создан в Париже Томашем Масариком при поддержке французского правительства (не без участия французских спецслужб, конечно), а также, по некоторым сведениям, и американского банковского капитала. После этого от «Феникса» действительно начало попахивать неким душком предательства российских интересов в пользу иностранных держав.

В конце весны того же 1917 г. для окончательного подтверждения своих полномочий в качестве новоявленного политического руководителя в Россию из Франции с официальным визитом пожаловал и сам Томаш Масарик. К его приезду на Юго-Западном фронте по распоряжению Временного правительства России срочно укомплектовали ещё один чехословацкий полк (3-й, имени Яна Жижки — военного предводителя гуситского сопротивления) [372]. И вот в таком составе, то есть уже в количестве полутора бригады, чехи и словаки в июле 1917 г. приняли участие в знаменитом (печально, правда, знаменитом) наступлении русских войск под Зборовым.

Битва под Зборовым (75 километров восточнее Львова) показала, что создание чехословацких воинских формирований было совсем даже не бесполезной затеей, поскольку именно благодаря им, а также двум русским гвардейским полкам (Семёновскому и Преображенскому), как отмечают многие исследователи (другие — более сдержанны), уже основательно разложившемуся от революционных беспорядков и левой агитации Юго-Западному фронту с трудом, но всё-таки удалось выстоять в этом однозначно непростом сражении, неожиданно превратившемся из наступательной операции в сугубо оборонительную. Причём решительность и инициативу, а также исключительную личную храбрость проявили во время данной операции как раз чешские офицеры, командиры среднего звена. Особенно отличился тогда маленький, наполеоновского роста, Станислав Чечек, назначенный после своих зборовских подвигов заместителем командира сформированного вскоре ещё одного — 4-го полка (на старших командных должностях по-прежнему находились в то время пока ещё только русские офицеры). А Ян Сыровы в Зборовском сражении даже потерял правый глаз, так что его — в ознаменование проявленного им героизма, а также ввиду появившегося теперь у него физического изъяна окрестили вторым одноглазым «Яном Жижкой».

После столь знаменательных для чехословаков боёв Временное правительство приняло решение сформировать из числа всё тех же военнопленных ещё пять полков [373], образовав таким образом две полноценные стрелковые дивизии. По всей видимости, аппетиты как самих чехословаков, так и явно симпатизировавшего им правительства А.Ф. Керенского стали увеличиваться чуть ли не в геометрической прогрессии. Для вновь формируемых подразделений, а также для восполнения потерь, понесённых в ходе последних боёв, срочно потребовались дополнительные офицерские кадры. Так, в результате нового набора в конце лета того же 1917 г. в числе других прибыл в лагерь чеховойск ещё один будущий герой сибирского мятежа тридцатичетырёхлетний подполковник Сергей Николаевич Войцеховский [374]. Сначала он был назначен начальником штаба 1-й дивизии, но потом, согласно его собственному прошению, его перевели на освободившуюся должность полевого командира 3-го чехословацкого полка. Ну и, наконец, там же под Зборовым, а потом и под Тернополем (в период вынужденного отступления русской армии) проявил чудеса храбрости, пожалуй, один из самых ярких персонажей нашего дальнейшего рассказа двадцатипятилетний поручик Радола Гайда.

По происхождению он являлся славянином-черногорцем, хотя некоторые исследователи, приверженцы теории о еврейском заговоре, утверждают, что он был, что называется, не без этого [375](те же немногие, кстати, причисляют к криптоевреям и С. Войцеховского). Гайда в отличие от большинства своих товарищей по национально-освободительному движению, тех же Станислава Чечека и Яна Сыровы, не имел профессионального военного образования, он окончил лишь краткосрочные фельдшерские курсы, плюс к этому поучаствовал в нескольких боевых операциях Первой мировой войны, сначала на Балканах, а потом и в России. Здесь он первое время сражался в рядах сербских добровольцев, но затем перешёл на службу во 2-й чехословацкий полк.

До лета 1917 г. мало кто знал и даже слышал его имя, и вот только после Зборова и Тернополя оно впервые появилось на страницах некоторых газет [376], описавших подвиги Гайды, а также тяжёлое ранение, после которого его направили на излечение в киевский госпиталь. Здесь Гайду и застало известие о награждении его высшим боевым орденом России — крестом Святого Георгия (4-й степени) и о досрочном производстве в капитаны русской армии. Орден чешскому герою, по преданию, вручил тогда сам председатель Временного правительства А.Ф. Керенский. После выздоровления и прибытия в расположение формируемой 2-й дивизии по личной просьбе Томаша Масарика капитана Гайду первым из чехов назначили на должность командира полка (7-го Татранского). По другим сведениям, это назначение произошло лишь в марте 1918 г.