Константин Романенко - Если бы не сталинские репрессии!. Как Вождь спас СССР.

Этот институт стал своего рода изобретением Сталина в военном искусстве. Маршал А. М. Василевский вспоминал: «Ответственный представитель Ставки всегда назначался Верховным Главнокомандующим и подчинялся лично ему... Представители Ставки, располагая всеми данными о возможностях, замыслах и планах Верховного Главнокомандующего, оказывали существенную помощь командующим фронтами в выработке и принятии наиболее правильных оперативных решений, вытекающих из общего плана стратегической операции»[177].

В беседе с корреспондентом газеты «Комсомольская правда» Василевский пояснял: «Ставка не была неким собирающимся на регулярные заседания органом... За всю войну, если не ошибаюсь, в утвержденном составе Ставка не собралась ни разу... Верховный Главнокомандующий для выработки того или другого оперативно-стратегического решения или для рассмотрения других важных проблем вооруженной борьбы вызывал к себе ответственных лиц, имевших отношение к рассматриваемому вопросу.

Тут могли быть члены и не члены Ставки, но обязательно члены Политбюро, руководители промышленности, вызванные с фронта командующие. Все, что вырабатывалось тут при взаимных консультациях и обсуждениях, немедленно оформлялось в директивы Ставки фронтам. Такая форма работы была эффективной... При чрезвычайных обстоятельствах на том или ином фронте, при подготовке ответственных операций, Сталин посылал на фронт своих представителей»[178].

Верховный Главнокомандующий требовал от своих представителей четких и незамедлительных сообщений о реальном положении дел на фронтах и строго спрашивал за малейшую задержку докладов с мест. Василевский вспоминал, что однажды, замешкавшись с представлением донесения об итогах операции, он получил резкий выговор в письменной форме.

Сталин писал: «...Предупреждаю Вас, что в случае если Вы хоть раз еще позволите забыть о своем долге перед Ставкой, Вы будете отстранены от должности начальника Генерального штаба и отозваны с фронта». К «выговору» Верховного Василевский отнесся с пониманием:

«Сталин был так категоричен не только в отношении меня. Подобную дисциплину он требовал от каждого представителя Ставки... Считаю, что отсутствие какой- либо снисходительности к представителю Ставки было оправдано интересами оперативного руководства вооруженной борьбой. Верховный Главнокомандующий очень внимательно следил за ходом фронтовых событий, быстро реагировал на все изменения в них и твердо держал управление в своих руках».

Жуков, непосредственно наблюдавший работу Сталина, рассказывал писателю К. Симонову, что у Верховного Главнокомандующего «был свой метод овладения конкретным материалом предстоящей операции... Перед началом подготовки той или иной операции, перед вызовом командующих фронтами он заранее встречался с офицерами Генерального штаба — майорами, подполковниками, наблюдавшими за соответствующими оперативными направлениями.

Он вызывал их одного за другим на доклад, работал с ними по полтора, по два часа, уточняя с каждым обстановку, разбирался в ней и ко времени встречи с командующими фронтами, ко времени постановки им новых задач оказывался настолько подготовленным, что порой удивлял их своей осведомленностью...

Его осведомленность была не показной, а действительной, и его предварительная работа с офицерами Генерального штаба для уточнения обстановки перед принятием будущих решений была работа в высшей степени разумной».

Сталинский стиль управления требовал постоянного знания быстро меняющейся обстановки, и в качестве рабочего инструмента он использовал доклады ответственных работников Генштаба. «Доклады Верховному Главнокомандующему, — вспоминал начальник Генштаба С. М. Штеменко, — делались, как правило, три раза в сутки. Первый из них имел место в 10–11 часов дня, обычно по телефону. Это выпадало на мою долю...

Между 10 и 11 часами, редко чуть позже, Верховный сам звонил к нам. Иногда здоровался, а чаще прямо спрашивал: «Что нового?» Начальник Оперативного управления докладывал обстановку, переходя от стола к столу с телефонной трубкой у уха. Во всех случаях доклад на­чинался с фронта, где боевые действия носили наиболее напряженный характер, и, как правило, с самого острого участка. Обстановка излагалась последовательно, за каждый фронт в отдельности в произвольной форме.

Если нашим войскам сопутствовал успех, доклад обычно не прерывался. По телефону были слышны лишь редкое покашливание да чмокание губами, характерное для курильщика, сосущего трубку. Пропускать в докладе какую-либо армию, если даже в ее полосе за ночь не произошло ничего важного, Сталин не позволял. Он тотчас перебивал докладчика вопросом: «А у Казакова что?» Иногда в ходе доклада Верховный Главнокомандующий давал какое-то указание для передачи на фронт. Оно повторялось вслух, и один из заместителей начальника управления тут же записывал все дословно, а затем оформлял в виде распоряжения или директивы».

Вечером, продолжает Штеменко, в 16–17 часов, Сталину «докладывал заместитель начальника Генштаба. А ночью мы ехали к нему в Ставку с итоговым докладом за сутки. Перед тем подготавливалась обстановка на картах масштаба 1: 200 000 отдельно по каждому фронту с показом положения войск до дивизии, а в иных случаях до полка.

Даже досконально зная, где что произошло в течение суток, мы все равно перед каждой поездкой 2–3 часа тщательно разбирались в обстановке. Связывались с командующими фронтами и начальниками их штабов, уточняли с ними отдельные детали проходивших или только еще планировавшихся операций, советовались и проверяли через них правильность своих предположений, рассматривали просьбы и заявки фронтов, а в последний час редактировали подготовленные на подпись проекты директив и распоряжений...»

Доклады Генерального штаба Сталину носили установившуюся форму. «Доклад наш, — пишет Штемнко, — начинался с характеристики действий своих войск за истекшие сутки. Никакими предварительными записями не пользовались. Обстановку знали на память, и она была отражена на карте. За торцом стола, в углу, стоял большой глобус...»

Во время этих ежедневных докладов Верховному Главнокомандующему «фронты, армии, танковые и военизированные корпуса назывались по фамилиям командую­щих и командиров, дивизии — по номерам. Так было ус­тановлено Сталиным. Потом мы все привыкли к этому, и в Генштабе придерживались такой же системы»[179].

Такой порядок установился не только потому, что, обладая феноменальной памятью, Сталин точно знал по фамилиям всех командующих фронтами, армиями и корпусами, знал он и фамилии многих командиров дивизий. Это было своеобразным актом уважения и выражение признания конкретным людям, выполнявшим свой долг перед страной и народом. Обладая цепкой памятью, он хорошо помнил сказанное, не упускал случая резко отчитать за забытое. Поэтому штабные документы мы старались готовить со всей тщательностью, на какую были способны в те дни». Маршал артиллерии Н. Д. Яковлев пишет: «Сталин не терпел, когда от него утаивали истинное положение дел».