Дмитрий Володихин - Иван IV Грозный

«Отписка» — делопроизводственный термин в Московском государстве: так называли отчет. Негативный смысл тогда в это слово не вкладывался.

Загадочными и страшными обстоятельствами первого постопричного года являются пытки и казнь героев битвы на Молодях: князей Михаила Ивановича Воротынского, Никиты Романовича Одоевского, а также видного воеводы Михаила Яковлевича Морозова. СБ. Веселовский считал, что они пострадали за какую-то «служебную провинность». См.: Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963. С. 370, 422.

Р.Г. Скрынников полагал, что царь хотел показать тремя казнями «самых авторитетных вождей думы», что возврата к доопричным временам не будет, т.е. неограниченная личная власть, полученная им в опричные годы, впредь сохранится. См.: Скрынников Р.Г. Иван Грозный. М., 2002. С. 340-342.

Высказывались также иные версии: например, Ивана IV подозревали в желании заполучить в свое распоряжение крупные земельные владения трех пострадавших воевод… Но для чего тогда потребовалось их пытать, казнить? Неужто нельзя было отобрать землю, наложив опалу? Кто бы посмел воспротивиться? Прежде Иван Васильевич легко проделывал такие вещи. Например, с тем же Воротынским. Или: царь опасался растущего авторитета Воротынского… Тогда при чем здесь Одоевский и Морозов? Возможно, опалы не связаны друг с другом, и воеводы были наказаны за разные провинности и даже, быть может, совершенные в разных походах (против восставших казанцев — «луговой черемисы» — ходил первым воеводой Одоевский, Морозов был под Пайдой, а Воротынский — на юге); просто в указе о наложении опалы эти три человека были поставлены рядом. А может быть, Иван Васильевич хотел самым жестоким образом показать, что крымцев ему нет оснований опасаться, и с ними он справится без прежних героев? Источники, к сожалению, не позволяют в данном случае дать однозначный и твердый ответ.

Многие ее представители к тому же отличались «книжностью», иными словами, были неплохо образованы.

Дворянство, стоявшее ступенькой ниже аристократии в иерархии военно-служилого класса России, оказалось неспособным дать достаточное количество искусных, талантливых, энергичных воевод и администраторов. В связи с этим емко и точно высказался Р.Г. Скрынников: «Опричнина обнаружила тот факт, что в XVI в. среднее и мелкое дворянство еще не обладало ни моральными и политическими потенциями, ни достаточным образованием и влиянием, чтобы оттеснить боярскую аристократию от кормила управления и занять ее место. Свое выступление на исторической арене “худородные” дворяне-преторианцы ознаменовали лишь кровавыми бесчинствами, бессовестным грабежом и всякого рода злоупотреблениями». См.: Скрынников Р.Г. Иван Грозный. М., 2002. С. 336.

Об этом свидетельствует, например, сохранение чина думных дворян и дворовой думы.

Это высказывание Флетчера не вызывает особого доверия: при том постоянном напряжении военных сил, которое было обязательным для Московского государства, при регулярном возникновении гибельной угрозы с юга назначать высшими военачальниками ослов было бы игрой в русскую рулетку, не иначе. Трудно предположить в московском правительстве того времени столь выдающуюся дурость.

Вероятнее всего, имеются в виду князья Борис Камбулатович (Камбулович) Черкасский и Тимофей Романович Трубецкой.

По всей видимости, имеется в виду передовой полк или ертоул.

Ведь прежде, в 50-х и 60-х годах XVI столетия, на посты «больших» воевод достаточно часто назначались первоклассные полководцы…

Князь Ю.И. Токмаков умер своей смертью.

Относительно Волынского есть смутные известия о том, что он склонял гарнизон к сдаче. После падения города Петр Иванович пресмыкался перед Стефаном Баторием, жалуясь на князя Василия Микулинского (речь, скорее, шла о князе Телятевском, возглавлявшем гарнизон), но король не стал разбирать его жалобу.

Известны также другие начальствующие лица полоцкого гарнизона, очевидно, попавшие в плен после взятия города армией Речи Посполитой: воеводы «у наряда» (иными словами, командовали артиллерией) князь Иван Семенович Лобанов-Ростовский, Астафий Михайлович Пушкин, князь Захарий Иванович Сугорский-Белозерский, а также 4 стрелецких головы, дьяк Матвей Иванович Ржевский, городничие Замятия Опалев и Федор Петрович Кафтырев. См.: Володихин Д.М. О В.В. Новодворском и его исследованиях по истории Ливонской войны// Новодворский В.В. О взятии Полоцка войсками Стефана Батория в 1579 году. Полоцк, 1997. С. 4.

Старая Русса до того была сожжена литовцами (февраль 1581 года). Неясна судьба ее тогдашних воевод — князя Владимира Ивановича Бахтеярова-Ростовского, Ивана Федоровича Крюка Колычева, князя Федора Ивановича Кривоборского. Вероятнее всего, они также оказались пленниками литовцев.

Джером Горсей упоминает также некоего князя Ивана Куракина, казненного за потерю Вендена. См.: Горсей Дж. Записки о России. XVI — начало XVII в. / Пер. и сост. А.А. Севастьяновой. М., 1990. С. 62.

Кроме того, трудно установить судьбу воевод, командовавших русскими гарнизонами в целом ряде небольших крепостей, взятых войсками короля Стефана Батория. Значительные потери командирский корпус понес после взятия шведами в 1581 году Нарвы, Ивангорода, Яма и Копорья.

И, заметим, Р.Г. Скрынников вместе с ним.

Конечно, ни Салтыков, ни Тюфякины, ни другие воеводы, разбитые под Венденом, не относились к самым сливкам русской аристократии. Но Сицкий, Воронцов и Татев по роду своему стояли достаточно высоко, да и остальные были не ровней «молодым волкам» первого призыва опричнины. Видимо, Андрей Михайлович просто не захотел увидеть, что знать вновь стала в середине 1570-х годов важнейшей опорой трона.

В несчастливом для русских полков сражении под Торопцом корпус был разбит, и бумаги достались полякам. Таким образом, сохранились они в одном из польских архивов.

Подробнее о Магнусе и создании буферного государства в Ливонии см. главу IV.

В одном из них — Вольмаре — берут в плен Александра Полубенского, командующего силами Речи Посполитой в регионе. Его принуждают отдать подчиненным приказ о сдаче укрепленных пунктов. Этот приказ немало способствует успехам русского оружия.

Мы знаем об этом из хроники Бальтазара Рюссова, источника не совсем надежного, поэтому весьма возможно, что страдания Магнуса несколько преувеличены. Но другие иностранные авторы — Петр Петрей и Генрих Штаден — как будто подтверждают эти сведения: первый пишет о том, что Магнуса избивали и даже заставляли ползать у палатки Ивана IV, вымаливая прощение; второй объявляет, что с Магнусом поступили «не по-христиански».