Е. Томас Юинг - Учителя эпохи сталинизма: власть, политика и жизнь школы 1930-х гг.

Начальство спецпоселений ждало, что благодаря школе дети начнут поддерживать советский режим и что «антисоветская» система ценностей сойдет на нет. Свидетельств об отношениях людей в поселениях очень немного, и тем интереснее полученный ЦК партии в 1935 г. отчет о работе ста сорока школ в местах ссылки на Крайнем Севере. По мнению местных парторганизаций, сначала новая образовательная политика вызвала «крайне враждебное отношение к школе и у части детей, и у их родителей, как и ко всему, что делалось советской властью». Порой детей, которые вопреки воле родителей начали ходить в школу, выгоняли из дома. Если учесть, что во время учебы дети должны были «выразить согласие с политикой партии относительно кулаков (их родителей)» и даже докладывать о попытках родителей саботировать работу, воровать или совершать побеги из поселений, то скепсис и даже откровенная враждебность части взрослых не вызывает удивления. Однако далее в отчете говорится, что картина вскоре «решительным образом изменилась». Как только всех детей посадили за парты, авторитет и популярность школы заметно выросли. К 1935 г. партийные руководители докладывали, что распространение всеобщего обучения поселенцы встречают с энтузиазмом:

«Родители за свой счет просят открыть дополнительный 5 класс: “Мы и учителей сами оплатим”, — заявляют они. Родители школе очень помогают и очень интересуются ее повседневной работой» {212} 212 Коллективизация сельского хозяйства в северном районе (1927-1937 гг. ). Архангельск: Сев. Зап. кн. изд-во, 1964. С. 600-601. .

Обещание «мы и учителей сами оплатим» означает не просто поддержку государственной политики в образовании, но и признание решающей роли учителя в учебном процессе. Кампания всеобщего обучения, как и другие сталинские предприятия начала 1930-х гг., обещала весомые результаты в отдаленной перспективе. Увеличение числа учеников почти на 20 млн. человек, законы об обязательном обучении и растущая популярность советской школы сделали эту «массовую, боевую, политическую кампанию» важной частью сталинской «революции сверху». Советское правительство и коммунистические вожди положили начало кампании и руководили ею, а заботы по выявлению, зачислению, удержанию и обучению миллионов детей легли на плечи школьных директоров, отделов образования и, конечно, педагогов. Всеобщее обучение зависело от способности учителя стать посредником между родителями, детьми и общиной, с одной стороны, и органами власти, ее ожиданиями и требованиями, с другой.

Вовлекая детей и их родителей в школьную жизнь, примиряя ожидания политического режима с общиной и систему ценностей общины с этим режимом, своей жизнью и работой показывая преимущества образования, учителя играли важнейшую роль в развитии всеобщего обучения. И отражалось это не только в сухих цифрах, показывающих количество севших за парты детей, а во все возрастающем одобрении и в активной поддержке школы со стороны простого народа. Следовательно, в конечном счете, эффективность участия учителей в кампании по всеобучу зависела от их способности быть посредниками. Если в других случаях учитель на школьном фронте оказывался беспомощным винтиком — как активист и/или мишень для нападок, то всеобщее обучение позволяло ему активно помогать сопряжению политики режима и народных чаяний. Самим учителям с их шатким и даже двусмысленным положением и в общине, и в государственном механизме развитие системы образования давало возможность более ярко и действенно проявить себя в школе и обществе.

Судя по заявлению ссыльных родителей «сами будем платить учителю», школа ждала новых работников, которых надо было найти, удержать, а для этого требовалось создать им хорошие условия, обеспечить жильем и наладить быт. Быстрый рост числа учителей повлиял на возрастной состав, соотношение женщин и мужчин, опытных и неопытных педагогов, а также на социальный статус профессии. В следующих двух главах будет исследовано взаимодействие системных преобразований и непосредственного опыта, а также прослежено формирование учителя сталинской эпохи.

В апреле 1932 г. в письме в свой профсоюз учительница из Волжской области Л. И. Колосова жаловалась, как ей тяжело работать в постоянно ухудшающихся условиях: «Я учитель… и негоже учителю впадать в панику, но дальше я так жить не могу». Однако когда Колосова обратилась в профком за помощью, ее назвали «нытиком». Не получив помощи от чиновников местного уровня, Колосова обратилась прямо к руководителям профсоюза в Москве:

«Прошу прочитать, как я живу, может быть, и не одна я так живу, есть еще учителя, которые тоже на границе безумия или смерти… К концу месяца хлеба не хватает, днем стараюсь не есть. За ужином говорю, что не хочу, устала, чтобы хлеб остался семье. После ухода учеников я шарю по партам и радуюсь, когда найду кусочек… И вот я чувствую, что я не могу больше так жить, надо что-то сделать. Перейти в другую школу — не позволяет совесть, бросить учительствовать и идти на другую работу — не могу — я люблю школу, я все силы, всю жизнь отдала школе, и я решилась просить свой союз подсказать, как мне быть».

Заявив: «Мне хотелось все-все описать, чтобы было понятно и чтобы мне внятно ответили, права ли я, требуя улучшения своего положения, или не права», — Колосова настаивает, чтобы ее жалобой немедленно занялись:

«Я стала так слаба, так болит голова, и устаю, страшно устаю. Вечером ни голова, ни руки не работают. Что вы еще хотите знать обо мне — спросите: я отвечу. Я прошу помощи не столько для себя, сколько для моих детей, я уже не дождусь светлого будущего, но мои девочки должны дождаться новой светлой жизни, и я прошу — нет, требую, чтобы мой союз помог моим детям жить».

Примерно через год директор школы, где работала Колосова, и местный профсоюзный комитет признали, что скудный рацион, неподобающие жилищные условия и задержки зарплаты означают, что «со времени первого письма, открывшего глаза на сложившуюся ситуацию, ничего не изменилось».

Подтвердив «ужасное положение учителей», эти чиновники обращаются прямо к высшему руководству:

«Мы полагаем, что вы не затеете пустой переписки по этому поводу, а примете меры, чтобы не на словах, а на деле, и не к концу пятилетки, а в конце месяца мы почувствовали бы улучшение положения» {213} 213 ГА РФ. Ф. 5462. Оп. 14. Д. 235. Л. 15-16. .

Эти примеры показывают, что жизненные условия непосредственно влияли на отношение к учителям и на их работу. На Средней Волге, где жила Колосова, во время коллективизации после изъятия «излишков» зерна, раскулачивания и массового исхода из деревни люди особенно страдали от голода. Если судить по докладам комитета профсоюза, к весне 1933 г. «ничего не изменилось», положение стало хуже некуда, так как руководители компартии подняли планку хлебозаготовок до такого уровня, что на еду зерна у крестьян почти не оставалось. Колосова искала по партам кусочки хлеба, так же и миллионы крестьян на Волге отчаянно боролись за жизнь, добывая себе пропитание {214} 214 О голоде см.: Кондрашин В. В. Голод 1932-1933 годов в деревнях Поволжья // Вопросы истории. 1991. № 6. С. 179-180; Conquest R. The Harvest of Sorrow; Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. С. 84-90. .