Альберт Манфред (Отв. редактор) - История Франции

Что же касается причин недовольства в отдельных прослойках господствующего класса, то они были двоякого рода: во-первых, это были причины постоянные, вызываемые своеобразной организацией самого абсолютизма; во-вторых, причины, вызванные обстановкой данного момента. Гипертрофия королевской власти в абсолютной монархии необходимо влечет за собой произвол в распределении благ между членами общественного класса, органом которого она является. Ущемленное рядовое дворянство всегда имеет основание быть недовольным теми, кто, попав на вершину придворной лестницы, получает королевские пенсии, милости и подарки. Добавочным ресурсом в таком случае является война, кормящая рядовое дворянство; когда же ее нет, недовольство обостряется и выплывает наружу. Именно так обстояло делд после 1559 г., когда была окончена война между Францией и Габсбургами. Дворяне юга были недовольны кроме этого начинавшей проникать сюда при Генрихе II бюрократией и централизацией управления. Крупные феодалы могли, таким образом, вначале рассчитывать на дворянскую поддержку. Но только вначале. Политическое распадение Германии шло нога в ногу с экономическим оскудением ее, с упадком торговли, промышленности и городов, с падением удельного веса ее буржуазии. Наоборот, Франция, несмотря на вызываемое войной разорение, находилась объективно в обстановке экономического подъема, роста промышленности, торговли и городов, усиления ее буржуазии — и, следовательно, усиления тех тенденций, которые превратили ее королей в абсолютных монархов.

Война с необходимостью обостряла антагонизм между дворянством и буржуазией, вызывала революционное движение крестьянства и плебейских слоев города, и это заставляло мелкое и среднее дворянство стремится не к ослаблению, а к усилению королевской власти, т. е. покидать своих сеньоров в тот самый момент, когда они, казалось, были уже у своей цели. Оно готово было идти на смену лиц и династий, но не режима. Не следует забывать, что в результате религиозных войн установилась не олигархия «оптиматов», а абсолютная власть Генриха IV — главы той самой группы аристократии, которая написала на своем знамени возврат назад к идеалам Лиги общественного блага.

Эту веру, т. е. католицизм, отстаивала и та часть дворянства, которая была связана с церковными доходами. Не следует забывать, что вожди католической партии Гизы владели более чем полутора десятками церковных бенефициев. Большое количество таких бенефициев было рассеяно на севере, и, особенно, на северо-востоке Франции у границы с Германией, близ Рейна — «этой старой поповской дороги». Наконец, естественное для рядового дворянства в целом тяготение к сильной королевской власти было здесь, на севере, еще более сильным благодаря близости Парижа и королевского двора.

Переходя к позиции буржуазии, следует еще раз подчеркнуть, тот факт, что Реформация во Франции и так называемые религиозные войны — явления, далеко не совпадающие друг с другом. Другими словами, «гугеноты религиозные» далеко не всегда были заодно с «гугенотами политическими»; и, не будь последних, «гугеноты религиозные» в той мере, в какой в их состав входила буржуазия, никогда не подумали бы ни о каком восстании против королевской власти. Если на сторону мятежного дворянства стали южные города, то это вовсе не значит, что кальвинизм, как таковой, распространялся только в южных городах. Южные города не потому стали в оппозицию к королевской власти, что они были гугенотскими. Они стали гугенотскими потому, что в них давно назревала оппозиция абсолютистскому королю и его политике централизации.

Южные города, как и южные сеньоры, были позже включены в состав французского государства, пользовались большими привилегиями, имели самоуправление. Усиление центральной власти здесь сопровождалось нарушением привилегий, и кальвинизм стал в городах знаменем оппозиции. Наиболее крупные из этих городов: Ла-Рошель, Ним, Монтобан, Монпелье. Их участие в гражданских войнах далеко не во все периоды было одинаковым. До Варфоломеевской ночи они лишь защищали свои старые права, и, прежде всего, право свободы от королевских гарнизонов. Значение этой вольности было очень велико. Присутствие королевского гарнизона в городе означало полное подчинение города распоряжениям центральной власти и, прежде всего, полное подчинение налоговым требованиям казны. Усердное выколачивание податей, непрерывный рост их и введение новых давно уже волновали население, которое здесь, на юге, не желало подчиняться гораздо более суровому податному режиму северной и центральной Франции.

В 1548 г. в юго-западной Франции вспыхнуло большое восстание как раз в связи с попыткой королевской власти установить здесь новый налог на соль (габель). Оно охватило провинции Ангумуа, Сентонж, Гиень и Бордо. Губернатор был убит. Председатель бордосского парламента вынужден был примкнуть к восстанию из страха быть казненным. В самом Бордо восставшие ходили с английскими флагами и кричали: «Да здравствует Гиень!» (провинция, главным городом которой был Бордо), как бы желая этим подчеркнуть свои сепаратистские намерения. Буржуазия, сначала помышлявшая о том, чтобы использовать движение для защиты своих вольностей, в конце концов испугалась движения низов и запросила у короля помощи. Восстание было жестоко подавлено.

Но пока в городах не было королевских гарнизонов, города могли отстаивать свободу от налогов, в крайнем случае выторговывать у центральной власти скидки, как делали провинции, сохранившие свои провинциальные штаты. Во время восстания в Гиени бордосцы прямо ссылались на привилегии и вольности, дарованные им королем Карлом VII. В 1568 г. на повторное требование короля впустить в Ла-Рошель королевский гарнизон ларошельцы ответили, «как они отвечали и раньше», что до тех пор, пока король нарушает условия мира с гугенотами, они не допустят в город королевские войска. Они при этом напомни и королю, что ларошельцы были на его стороне даже в те давние времена, когда принадлежали королю английскому, и что они сами добровольно перешли на сторону французского короля. За это они получили различные привилегии, а вот теперь эти привилегии нарушают и не хотят их признавать.

Но оппозиция городов была еще далеко не достаточна для открытого восстания. Решительным и «мятежным» их поведение становится после Варфоломеевской ночи, когда на юге поднялось против короля почти все дворянство. Даже и тогда города не сразу порывают с королем. Лишь после того, как власть в городах захватывают крайние элементы, оттесняющие зажиточную буржуазию, города выступают вместе с дворянством и начинают финансировать его. Интересно отметить, что крайние элементы, отважившиеся на борьбу с королем, или, как их называют современники, «рьяные» (zeles; homines seditiosi) одновременно квалифицируются как «чернь». По-видимому, это плебейство городов и те мелкие бюргеры, которые еще не осознали, что они превращаются из горожан в буржуазию, т. е. класс в пределах национального государства. Во всяком случае следует отметить, что далеко не вся кальвинистская буржуазия южных городов была решительна в борьбе с центром и нет никакого основания утверждать, что она питала сепаратистские намерения.