Альберт Манфред (Отв. редактор) - История Франции

Король не сразу дал ответ на докладную записку Колиньи. Но ларошельцы, не дожидаясь решения короля и объявления войны Испании, принялись грабить испанские суда. Не осуществилось и другое важное предложение Колиньи. Королева Елизавета медлила с согласием на союз, а английский посол Мидльмор 10 июня 1572 г. в частном разговоре сказал адмиралу, что Англия не может допустить расширения ни Франции, ни Испании.

Колиньи не терял надежды, он был убежден, что король объявит войну Испании. В такой обстановке произошла давно подготовленная свадьба короля Генриха Наваррского и сестры короля Маргариты. Одни в этом союзе видели акт примирения обеих партий, другие — в том числе Екатерина Медичи — средство привлечь ко двору возможного претендента на престол и, во всяком случае, взять его под надзор. К свадьбе в Париж съехалась гугенотская аристократия. Она вела себя вызывающе и возбудила ненависть парижан. Парижские буржуа были в первых рядах недовольных. Эти усердные католики — буржуа, ремесленники и торговцы — не желали слушать проповедей, в которых не говорилось бы о наглости еретиков, этих невежественных и грубых провинциальных дворян, которые хотели диктовать свои требования славной буржуазии столичного города, ее великой церкви и ее знаменитому университету и непрочь были бы предать Париж, этот новый Вавилон, забрызганный кровью мучеников новой религии, на «поток и разграбление» в духе тех, какие устраивались в XVI в. испанскими солдатами в Нидерландах. По этому поводу Париж вел переписку с другими городами — Лионом, Руаном, Марселем, Тулузой.

Большой знаток этого периода французский историк Марьежоль убедительно показал, что Екатерина давно замышляла убить Колиньи и лишить гугенотскую партию самого способного вождя [168] J. Н. Mariejol. Catherine de Medicis (1519–1589). Paris, 1920. . Она была в данном случае вполне последовательна. Колиньи настаивал на своем плане и требовал объявления войны Испании. Если бы ему удалось добиться от короля согласия на это, королева-мать окончательно утратила бы свое влияние.

18 августа была отпразднована свадьба, а 22 августа Колиньи был ранен при выходе из Лувра некиим Моревелем, оказавшимся наемным человеком Гизов. «Рана нанесена вам, а душевная скорбь причинена мне», — сказал король, навестивший раненого. Но те, кто замышлял убийство: Екатерина и ее окружение — итальянские авантюристы и царедворцы, боявшиеся влияния Колиньи, решили, чтобы избежать мести со стороны гугенотов, покончить с ними разом. Королева убедила Карла IX, что единственное средство против якобы подготовлявшегося восстания гугенотов — это перебить их всех.

24 августа 1572 г. в праздник св. Варфоломея, между 2 и 4 часами ночи, с колокольни Сен-Жерменской церкви раздался набат, которому затем стали вторить все церкви Парижа. Купеческий старшина Парижа, предупрежденный Гизом заранее, принял все меры. Были оповещены все начальники кварталов и милиция горожан. Дома гугенотов были отмечены накануне белыми крестами. Едва раздался набат, как началось дикое избиение гугенотов, которых в большинстве случаев застигали врасплох в постелях. Колиньи был убит одним из первых, тело его было выброшено через окно во двор, где оно подверглось оскорблениям. Генрих Наваррский и Конде, жившие в Лувре, спаслись, перейдя в католичество. Резня продолжалась несколько дней и перекинулась в провинцию. В Мо, Орлеане, Труа и Лионе насчитывались сотни убитых. В Париже только к полудню число убитых достигало 2 тыс. человек. Перебили не только гугенотских дворян, приехавших на свадьбу, — их было несколько сот, но и парижских буржуа, подозреваемых в гугенотстве, и даже иностранцев — немцев и, особенно, фламандцев. За резней следовали грабежи.

События Варфоломеевской ночи произвели огромное впечатление на современников. Протестантских государей пришлось уверить, что дело шло не об истреблении их единоверцев, а лишь о наказании мятежников, готовивших покушение на короля. Были довольны только папа и Филипп II. Папа приказал петь «Тебя, бога, хвалим» и заявил, что это событие стоит пятидесяти таких побед, как при Лепанто [169] 7 октября 1571 г. испано-венецианский флот разбил турецкий флот и тем предотвратил дальнейшее продвижение турок в Средиземноморском бассейне. . О Филиппе II говорили, что видели в первый раз, как он смеялся. Но Екатерина была права, когда она уверяла других, что она разила не столько еретиков, сколько своих политических врагов.

Она скоро забыла о страшной ночи и по-прежнему продолжала плести тонкие нити своей капризной политики, не забывая, впрочем, напомнить Филиппу II о своей «заслуге» перед католицизмом. Но, когда папский легат, который вез поздравление из Рима, появился во Франции, его заставили долго ждать в Авиньоне, прежде чем дали пропуск в Париж, и он был там встречен даже без обычных почестей. Все его попытки пригласить короля примкнуть к антитурецкой лиге и принять постановление Тридентского собора [170] Собор католической церкви, заседавший в Триесте (латинское название Tridentum) с перерывами с 1545 по 1563 г., под влиянием иезуитов отверг все попытки церковных реформ, предал их анафеме и подтвердил все средневековые догматы католицизма. Постановление Тридентского собора стало, таким образом, главным выражением контрреформации и реакции. остались тщетными. Политика Франции осталась неизменной.

Если двор, устраивая побоище, думал устрашить гугенотов и, лишив их вождей, привести к покорности, то он жестоко ошибся.

Южные города, действительно, сначала были испуганы и даже склонялись к тому, чтобы впустить королевские гарнизоны. Но среди дворянства вспыхнуло настоящее восстание. Дворяне организовали отряды и побуждали города выступить открыто. Под нажимом дворян крупная буржуазия на юге выпустила власть из своих рук, и демократическая партия «рьяных» присоединилась к дворянству.

Начинается второй период гугенотских войн. От предыдущего он отличается двумя чертами. Это движение уже не направлено к тому, чтобы «освободить» (т. е. захватить) короля и действовать его именем. Задача восставших — смена негодной династии. Борьба идет не за короля, а против династии Валуа. Вторая черта: гугеноты, еще раз убедившись в том, что они — лишь меньшинство в стране, уже не имеют надежды осуществить свои требования в общегосударственном масштабе и поэтому создают на юге свою организацию, настоящее государство в государстве.