С. Буранок - Война на Тихом океане и общество США (1941–1945)

Следовательно, можно утверждать, что уже в самых первых отчётах Макартур использовал и образ Пёрл-Харбора, и, в большей степени, стереотипы конца 1930-х годов, согласно которым армия на Филиппинах и Азиатский флот рассматривались в США как практически небоеспособные [674]. Поэтому Макартур и его подчинённые сразу перевели вопрос об ответственности за поражение на Филиппинах из военной плоскости в политическую: правительство Соединённых Штатов не укрепляло обороноспособность архипелага, а катастрофа Тихоокеанского флота 7 декабря заставила «Азиатский флот действовать в одиночку» [675]. Именно данная изначальная позиция военных США и настрой общественного мнения по отношению к Макартуру привели к тому, что Филиппинская операция, в отличие от Пёрл-Харбора, не стала предметом расследования нескольких комиссий в США.

Несколько другая схема, но с теми же основными принципами, наблюдается у американских военных при формировании оценок событий у атолла Уэйк в декабре 1941 г. Как и в случае с Филиппинами, самое пристальное внимание направлено на анализ соотношения сил перед сражением. Так, полковник корпуса морской пехоты США Р. Гэйнл указывает, что на 8 декабря 1941 г. на Уэйке находилось 27 офицеров и 422 рядовых морской пехоты США [676]; 10 морских офицеров и 58 матросов; 1 армейский офицер и 4 солдата; 70 служащих авиакомпании «Пан Американ» и 1146 инженеров и рабочих. Основное вооружение включало шесть 127-мм орудий с длинной ствола 51 калибр, двенадцать 76-мм зенитных орудий; двадцать четыре 12,7-мм зенитных пулемёта и двенадцать истребителей F4F [677]. Командир 221 истребительной эскадрильи корпуса морской пехоты США майор Пауль Патнэм в интервью 1975 г. очень пренебрежительно отзывался о данных силах, указывая, что «у меня было только пол-эскадрильи, 12 самолётов из 24. А у Джимми (имеется в виду майор Дэверо. – С.Б.) четыре батареи орудий со старых кораблей, времён Первом мировой. Мы не знали, что нам делать» [678]. Обороной Уэйка руководили капитан второго ранга Каннингхэм [679]и майор Деверо [680]. Данным силам корпуса морской пехоты США противостояло соединение под командованием контр-адмирала Кадзиоки из состава Четвёртого флота контр-адмирала Иное Сигэёси [681]. Согласно американским разведданным на 27 ноября 1941 г., опубликованным Следственной комиссией Клаузена, Четвёртый флот возглавлял вице-адмирал Хирата [682]. В том же источнике указаны основная база флота (о. Трук) и его состав [683]: 18-я дивизия крейсеров (лёгкие крейсера «Тенрю», «Тацута», «Касима»); 6-я флотилия эскадренных миноносцев (флагман лёгкий крейсер «Юбари») в составе 29 и 36 дивизионов эсминцев (всего 8 кораблей); 7-я флотилия подводных лодок в составе 26, 27 и 33-го дивизионов подводных лодок (всего 9 кораблей); вспомогательные и десантные суда. Таковы сведения, по американским разведданным.

Характерно, что сведения о составе японских сил, собранные в 1941 г., были уже в 1942–1944 гг. в США приданы самой широкой огласке, чтобы подтвердить, уже на документальной основе, тезис о подавляющем превосходстве японцев над гарнизоном Уэйка [684]. Это становится ещё одним важным элементом в создании героического образа обороны атолла. Именно поэтому в конце 1941 – начале 1942 г. приоритет в оценке и анализе событий войны у американских военных был на стороне Уэйка, а не Филиппинской операции. А пресса, информационные агентства и сам президент США всячески в указанный период поддерживали стремление военных к замалчиванию ситуации на Филиппинах и активно формировали мифологизированный образ Уэйка, прикрывая этим не только Пёрл-Харбор, но и все поражение первого периода военных действий на Тихом океане.

Восприятие нападения на Пёрл-Харбор и его оценка американскими политиками представлены в историографии в виде стандартной схемы: военные передали информацию об атаке высшему руководству страны, которое её переработало и сообщило гражданам [685].

Начало данной цепочки было положено двумя сообщениями: первое – контр-адмирала П. Беллингера всем кораблям в 7.58 по гавайскому времени [686]; второе – из штаба Тихоокеанского флота в 8.00 [687]. Их текст был предельно лаконичен: «Воздушный налёт на Пёрл-Харбор. Это не учения» [688]. Данные дошли до военно-морского министра Нокса, вызвав знаменитую реакцию: «Это неправда! Должно быть, это нападение на Филиппины!» [689]

Очень похожую реакцию военных и гражданских лиц описывает в своих воспоминания Элиот Рузвельт: «Все заговорили сразу, перебивая друг друга. Я поспешно сменил штатский костюм на военную форму и позвонил по телефону адъютанту на аэродром Келли; тот посоветовал мне вернуться сейчас же в лагерь на машине. Мне оставалось лишь строить самые невероятные догадки и отвечать на вопросы детей: что такое Пёрл-Харбор и где он находится?» [690]Атмосфера неясности чётко просматривается в его словах, более того, услышав «Пёрл-Харбор», сын президента не делает однозначного вывода, что база атакована, а лишь «строит самые невероятные догадки», отказываясь верить, что нападение на Гавайи возможно. Для прояснения обстановки Э. Рузвельт решает связаться с Белым Домом. Состоявшийся телефонный разговор очень хорошо демонстрирует настроение президента в первые часы после атаки. На данный момент Ф. Рузвельт знал основную информацию уже из нескольких источников. Кроме того, указанные источники свидетельствуют, что «филиппинская тема» в общественно-политических кругах развивалась строго параллельно с «гавайской темой».

Военно-морской министр сразу после нападения предпринимает действия в двух направлениях: первое – всем американским кораблям от имени министра было послано сообщение с информацией, что «мы в состоянии войны», и призывом к флоту «действовать, не теряя времени» [691]; второе – Ф. Нокс позвонил президенту Рузвельту и поделился невероятной новостью [692].

Р. Шервуд в своей книге привёл обширную цитату из дневника Г. Гопкинса, где описана реакция Рузвельта на звонок Нокса. «Примерно в 1 час 40 минут позвонил Нокс и сообщил, что перехвачена радиограмма из Гонолулу от главнокомандующего нашими силами на Гавайях, в которой всем нашим постам сообщалось, что началось воздушное нападение и что это нападение не является "учебным”. Я (Гопкинс. – С.Б .) высказал мнение, что это, очевидно, ошибка и что японцы, конечно, не напали бы на Гонолулу. Президент считал, что это сообщение, по-видимому, соответствует истине и что именно на такой неожиданный шаг могли пойти японцы» [693].

В зарубежной и отечественной историографии всегда отмечается определённая растерянность американских военно-политических лидеров в первые часы после нападения [694]. Об этом же сделал запись в своём дневнике начальник штаба Объединённого флота адмирал М. Угаки