Габриэль Городецкий - Миф «Ледокола»: Накануне войны

Невооруженным глазом было видно, что русские после падения Югославии впали в состояние паники. Криппс был абсолютно прав, выступив против передачи им расплывчатых предупреждений Черчилля. Криппс говорил при этом, что русские очень внимательны к сигналам опасности и делают все, что в их силах, чтобы противостоять растущей угрозе. Первой реакцией на разгром Югославии стало поспешное заключение 13 апреля 1941 г. Пакта о нейтралитете с Японией. Это было сделано во время возвращения Мацуоки на родину, когда он проезжал через Москву. Сталин так рвался заключить соглашение, что отказался от всех своих ранее выдвигавшихся оговорок и уступил чрезмерным японским требованиям. Это было блестящим достижением для России, ибо заключение пакта снимало угрозу открытия против нее второго фронта в случае начала войны с немцами. Однако историки не разглядели, в чем же заключается для Сталина достигнутый успех. А дело в том, что в его первоочередные цели входило добиваться помощи Японии в своих возобновившихся попытках найти подходы к Германии — это расчищало бы путь к присоединению России к Тройственному пакту. Сталин сказал Мацуоке, что, заключая соглашение, он надеялся продемонстрировать отсутствие намерений «заключать сделки с какой-нибудь англо-саксонской державой». Он также заявил о своей готовности «к широкому сотрудничеству с участниками Тройственного пакта» 10.

Сталин, кроме того, избрал этот момент для того, чтобы сбросить последние идеологические оковы, которые могли бы омрачить его отношения как с Германией, так и с Англией. В полночь 20 апреля члены Политбюро, насладившись жизнерадостным зрелищем таджикских плясок в Большом театре, вернулись в Кремль, чтобы участвовать там в рутинном ночном заседании, на которое был также вызван Димитров. Сталин воспользовался этим случаем, чтобы высказать свои взгляды на перспективы мирового коммунизма, которые у него сложились за последнее время. Он был весьма далек от того, чтобы думать о «ледоколе». Наоборот, Сталин подорвал сами основы Коминтерна тем, что выступил в защиту «национального коммунизма»:

«…следовало бы компартии сделать совершенно самостоятельными, а не секциями К. И. Они должны превратиться в национальные компартии, под разными названиями — рабочая партия, марксистская партия и т. д. Название не важно. Важно, чтобы они внедрились в своем народе и концентрировались на своих особых собственных задачах. У них должна быть коммун, программа, они должны опираться на марксистский анализ, но, не оглядываясь на Москву, разрешали бы стоящие перед нами конкретные задачи, в разных странах совсем различные…

Интернационал был создан при Марксе в ожидании близкой международной революции. Коминтерн был создан при Ленине также в такой период. Теперь на первый план выступают национальные задачи для каждой страны.

Не держитесь за то, что было вчера. Учитывайте строго создавшиеся новые условия» 11.

Это решение немедленно стало осуществляться. Утром следующего дня Димитров и члены Президиума Исполкома Коминтерна начали разработку новых условий принятия в Коминтерн, которые должны были заменить воинствующие 21 условие, написанные Лениным в 1921 году. Особо подчеркивалось следующее:

« Полная самостоятельность отдельных компартий, превращение их в подлинные национальные партии коммунистов данной страны, руководящиеся коммунистической программой, но разрешающие конкретные свои задачи по-своему, сообразно условиям своих стран, и несущие сами ответственность за свои решения и действия» 12.

Вслед за этим Сталин приказал, чтобы обычные коммунистические лозунги, выставлявшиеся на улицах во время празднования 1 Мая, были заменены другими, восхвалявшими национализм и национальное освобождение 13. Сталинские слова, сказанные Димитрову именно утром 22 июня, показывают, сколь далеко его мысли были от идеи революционной войны. С бесспорным чувством облегчения он говорил Димитрову, что, хотя Коминтерн, может быть, надо еще какое-то время сохранять, «партии на местах разворачивают движение в защиту СССР. Не ставить вопрос о социалистической революции. Сов. народ ведет Отечественную войну против фашистской Германии. Вопрос идет о разгроме фашизма» 14.

Появление Сталина на вокзале во время проводов Мацуоки было для Москвы тех лет делом неслыханным. Этот шаг, однако, был вызван не отъездом Мацуоки, а совершенно непреодолимой необходимостью умиротворения Германии 15. Большинство историков не поняли значения этого странного эпизода. Шуленбург умышленно пошел на искажение смысла сцены на вокзале; в своем сообщении, направленном на Вильгельмштрассе, он прежде всего стремился показать, что он точно передает взгляды Сталина. Он начал свою телефонограмму с того, что всячески стремился донести до министерства иностранных дел то значение, которое Сталин придавал шагам к примирению между двумя сторонами. Шуленбург сообщал со слов Мацуоки, что тому Сталиным было сказано: «Он, т. е. Сталин — убеждений приверженец держав оси и враг Англии и Америки». Затем Шуленбург, не скупясь на драматические интонации, описывал, как Сталин, на глазах у всех, находившихся на вокзале, нашел его среди толпы, обнял за плечи и сказал ему: «Мы должны остаться друзьями и Вы должны теперь для этого сделать все!» 16,Шуленбург, уезжая на следующее утро в Берлин, был решительно настроен на то, чтобы убедить Гитлера в личной беседе, что война против Советского Союза — это безумие.

Скорее всего, консультации в Берлине были начаты по инициативе Шуленбурга, хотя позже и Риббентроп, и Вайцзеккер претендовали на авторство 17. Срочность была вызвана тем, что позиция Сталина в связи с событиями в Югославии предоставила, наконец, Гитлеру предлог для того, чтобы запустить в действие свои планы применить силу для разрешения конфликта с Россией. Оппозиция этому курсу на какое-то время привела к образованию внутри министерства иностранных дел неустойчивого союза вышеназванных лиц. Гитлер, как и Сталин, осуществлял власть, сея раздоры между военными, политиками и чиновниками 18. Ни Риббентропу, ни министерству не было известно о шедших полным ходом военных приготовлениях Германии, не говоря уже о директивах по плану «Барбаросса». Тем не менее, было совершенно очевидно, что Гитлер утратил интерес к дипломатическому процессу и держит министерство иностранных дел на расстоянии. Более того, находясь в Берлине, было невозможно не услышать все более усиливающиеся слухи о надвигавшейся войне, которые явно отражали исключительно сильную подозрительность Гитлера в отношении России 19. Поэтому сторонники создания Континентального блока утратили большую часть своих позиций; однако они все еще искали пути к тому, чтобы решение о войне было изменено.