Сборник статей - Российская империя в сравнительной перспективе

В XVIII веке османское правительство проявляло достаточную гибкость, допуская участие в правлении местной знати, когда это было желательно, и в то же время не утрачивая окончательно контроля. Гибкость центральной администрации следует расценивать как источник силы, а не слабости, стойкости, а не упадка. Однако, растущая потребность в новых источниках дохода вынудила центральное казначейство возложить дополнительные функции на администраторов в провинциях. Вследствие этого провинциальные администраторы тоже стали все больше нуждаться в источниках доходов; их реакцией было взимание специальных налогов с жителей своих провинций 13. Характерным для налоговой политики Османской империи XVIII века было также то, что финансовое ведомство часто поручало сбор доходов номинальным губернаторам, редко посещавшим свои «провинции». Таких губернаторов, постоянно находившихся в кампаниях или оставленных в столице, представляли заместители ( mütesellim ), которые собирали налоги. Заместителей выбирали из числа жителей провинций. Например, Karaosmanogullan, которым предстояло в XVIII веке господствовать в регионе Айдын, Измир и Маниса, поднялись на такие высокие должности из числа налоговых откупщиков и сборщиков налогов 14. Рост влияния провинциального слоя с двойственными правами, которые эти посредники могли использовать либо в интересах династии, либо в своих собственных, типичен для XVIII века и тесно связан с его проблемами. Это подводит нас к обсуждению весьма распространенного вопроса:

БЫЛА ЛИ ПЕРИФЕРИЯ ОБУЗОЙ ДЛЯ ЦЕНТРА ИЛИ НЕТ? Существует сравнительно немного исследований, которые проливают свет на финансовое бремя некоторых провинций и на изменения в их политико-экономическом положении в эпоху децентрализации. Например, МакГован проанализировал имеющиеся налоговые архивы по региону Монастыр и сделал вывод, что в этом регионе центр был обузой для провинции 15. Однако, для процесса периферизации Монастыр – не совсем удачный пример, поскольку у него не было крепких связей с внешним миром и он не находился под непосредственным воздействием мировой капиталистической экономики, во всяком случае, если сравнить его с городами западной Анатолии. Нам следует обратить внимание на те исследования, в которых рассматриваются либо регионы, открытые для международной торговли, либо провинции, в которых периферия с особым социальным слоем провинциальных подрядчиков не подчинялась власти центра.

В XVIII веке периферия могла удерживать у себя большую часть своих дополнительных доходов и пользовалась некоторой автономией, но нити, связывающие центр и периферию, никогда не обрывались. Однако, в начале XIX века судьба местной знати опять оказалась во власти центра, хотя это стоило жизни султану (Селиму III) и многим аянам. Рецентрализация империи в XIX веке свидетельствует о том, что вхождение Османской империи в мировую экономику осуществлялось по каналам, созданным и контролируемым центральной властью, а не через местных нотаблей. Централизованная система налогообложения в Османской империи привела к тому, что отношение государства к купцам формировалось в зависимости от интересов казначейства. Вот почему накопление капитала среди подданных Османской империи происходило только в пределах, допускаемых властями. В связи с этим ознакомление с политикой в сфере налогообложения в Османской империи также важно для понимания процесса провинциализации.

РЕФОРМЫ В ОБЛАСТИ НАЛОГОВОЙ ПОЛИТИКИ ИМПЕРИИ В XVIII–XIX ВЕКАХ Османская империя была аграрным государством. Поэтому ее налоговая система базировалась в основном на земельной собственности. Закон ислама, с другой стороны, делал необходимым введение некоторых других налогов, связанных с религиозной принадлежностью. Однако, эти налоги не отличались от налогов в других аграрных империях, где общество было поликонфессиональным. В методах сбора налогов в таких империях было тоже много общего: собирали их на местном уровне; собранные налоги частично тратились на местные нужды, передавались местным органам или добавлялись к жалованию местных чиновников. Естественно, что при этой системе налоги платились в основном натурой, а сбор налогов часто осуществлялся на контрактной основе. Но когда в начале XVII века начались военные преобразования, государство оказалось перед необходимостью модернизировать армию. Отличительной чертой армейских частей стало то, что они за свою службу получали жалованье, а не наделы ( timar ). Это означало, что казначейству требовалось больше и больше наличных. По мере увеличения числа армейских подразделений в течение XVII века эта потребность росла. Поэтому с XVIII века и далее Османская центральная администрация все чаще требовала наличные деньги.

Хорошо известно, что экономика Османской империи формировалась в условиях, когда сама империя была центром торговли трех континентов. Это делало османскую экономику открытой воздействию со стороны других культур и стран. Несомненно, с самого начала султаны Османской империи стремились к созданию здоровой экономики, но, как это прекрасно описал Инальчик, согласно их экономическим воззрениям, государство не участвует напрямую в деловой и торговой деятельности. Однако, создание безопасной среды путем защиты и развития торговых путей определенно находилось в компетенции государства.

Отличие султанов от руководителей государств в эпоху капитализма, пожалуй, состоит в их подходе к экономическому благосостоянию своих, местных бизнесменов в плане их конкурентоспособности. Их интересовал рынок и то, сколько налоговых сборов поступает в казначейство, а не раса и цвет кожи бизнесменов. Национальность или происхождение купцов не играли никакой роли в отношении султанов к коммерции и торговле, поскольку на первом месте было государство и интересы казначейства. Что их действительно интересовало, так это снабжение городов, в первую очередь, Стамбула, но не то, откуда привезены товары, коль скоро уплачены таможенные пошлины. В соответствии с этой политикой государство вмешивалось, так сказать, только в экспортную часть внешней торговли, не налагая никаких ограничений на импорт.

Можно сказать, что пределы вмешательства государства в экономическую жизнь определялись военным характером государства. И в самом деле, потребности армии «спасли» Османскую империю от того, чтобы она считалась «либеральным государством», т. к. единственной сферой государственного участия в промышленном развитии было производство вооружений и амуниции. Мехмет Генч писал, что «в первой половине XVIII века, наряду с общим расширением промышленного производства, наблюдалось создание государством беспрецедентного числа новых производственных мощностей в обрабатывающей отрасли путем инвестирования в отрасли, заменяющие импорт. Эта скромная попытка индустриализации осталась в рамках классической экономической парадигмы Османской империи и не могла привести к важным изменениям. Но все-таки эта попытка не была полным провалом» 16.