Иван Солоневич - Россiя въ концлагерe

Тeлохранители сидятъ подъ палящимъ солнцемъ на пескe, шагахъ въ пятнадцати отъ насъ. Ближе не подсeлъ никто. Мeстный предводитель дворянства, въ пиджакe и при галстухe, цeдитъ пиво, обливается потомъ. Розетка его "Краснаго Знамени" багровeетъ, какъ сгустокъ крови, пролитой имъ -- и собственной, и чужой, и предводитель дворянства чувствуетъ, что кровь эта была пролита зря... {368}

МОЛОДНЯКЪ

ВИЧКИНСКIЙ КУРОРТЪ

Какъ бы ни былъ халтуренъ самый замыселъ спартакiады, мнe время отъ времени приходилось демонстрировать Успенскому и прочимъ чинамъ ходъ нашей работы и "наши достиженiя". Поэтому, помимо публики, попавшей на Вичку по мотивамъ, ничего общаго со спортомъ не имeющимъ, туда же было собрано сорокъ два человeка всякой спортивной молодежи. Для показа Успенскому провели два футбольныхъ мачта -- неплохо играли -- и одно "отборочное" легкоатлетическое соревнованiе. Секундомeры были собственные, рулетокъ никто не провeрялъ, дисковъ и прочаго никто не взвeшивалъ -- кромe, разумeется, меня -- такъ что за "достиженiями" остановки не было. И я имeлъ, такъ сказать, юридическое право сказать Успенскому:

-- Ну вотъ, видите, я вамъ говорилъ. Еще мeсяцъ подтренируемся -- такъ только держись...

Моимъ талантамъ Успенскiй воздалъ должную похвалу.

___

Домъ на Вичкe наполнился самой разнообразной публикой: какая-то помeсь спортивнаго клуба съ бандой холливудскихъ статистовъ. Профессоръ, о которомъ я разсказывалъ въ предыдущей главe, какъ-то уловилъ меня у рeчки и сказалъ:

-- Послушайте, если ужъ вы взяли на себя роль благодeтеля лагернаго человeчества, такъ давайте ужъ до конца. Переведите меня въ какое-нибудь зданiе, силъ нeтъ, круглыя сутки -- галдежъ.

Галдежъ стоялъ, дeйствительно, круглыя сутки. Я ходилъ по Вичкe -- и завидовалъ. Только что -- и то не надолго -- вырвались ребята изъ каторги, только что перешли съ голодной "пайки" на бифштексы (кормили и бифштексами -- въ Москвe, на волe, бифштексъ невиданное дeло) -- и вотъ, мiръ для нихъ уже полонъ радости, оптимизма, бодрости и энергiи. Здeсь были и русскiе, и узбеки, и татары, и евреи, и Богъ знаетъ, кто еще. Былъ молчаливый бeгунъ на длинныя дистанцiи, который именовалъ себя афганскимъ басмачемъ, былъ какой-то по подданству англичанинъ, по происхожденiю сирiецъ, по нацiональности еврей, а по прозвищу Чумбурбаба. Росту и силы онъ былъ необычайной, и {369} голосъ у него былъ, какъ труба iерихонская. Знаменитъ онъ былъ тeмъ, что два раза пытался бeжать изъ Соловковъ, могъ играть одинъ противъ цeлой волейбольной команды и иногда и выигрывалъ. Его жизнерадостный рыкъ гремeлъ по всей Вичкe.

Чумбурбабу разыгрывала вся моя "малолeтняя колонiя" и на всeхъ онъ весело огрызался.

Все это играло въ футболъ, прыгало, бeгало, грeлось на солнцe и галдeло. Болeе солидную часть колонiи пришлось устроить отдeльно: такой марки не могли выдержать даже лагерныя бухгалтерши... Мы съ Юрой думали было перебраться на жительство на Вичку, но по ходу лагерныхъ дeлъ нашъ побeгъ оттуда могъ бы очень непрiятно отозваться на всей этой компанiи. Поэтому мы остались въ баракe. Но на Вичку я ходилъ ежедневно и пытался наводить тамъ нeкоторые порядки. Порядковъ особенныхъ, впрочемъ, не вышло, да и незачeмъ было ихъ создавать. Постепенно у меня, а въ особенности у Юры, образовался небольшой кружокъ "своихъ ребятъ".

Я старался разобраться въ новомъ для меня мiрe лагерной молодежи и, разобравшись, увидалъ, что отъ молодежи на волe она отличается только однимъ: полнымъ отсутствiемъ какихъ бы то ни было совeтскихъ энтузiастовъ -на волe они еще есть. Можно было бы сказать, что здeсь собрались сливки антисовeтской молодежи -- если бы настоящiя сливки не были на томъ свeтe и на Соловкахъ. Такимъ образомъ, настроенiя этой группы не были характерны для всей совeтской молодежи -- но они были характерны все же для 60-70 процентовъ ея. Разумeется, что о какой-либо точности такой "статистики" и говорить не приходится, но, во всякомъ случаe, рeзко антисовeтски настроенная молодежь преобладала подавляюще и на волe, а ужъ о лагерe и говорить нечего.

Сидeла вся эта публика почти исключительно по статьямъ о террорe и сроки имeла стандартные: по десять лeтъ. Въ примeненiи къ террористическимъ статьямъ приговора это означало то, что на волю имъ вообще не выйти никогда: послe лагеря -- будетъ высылка или тотъ, весьма малоизвeстный заграницe родъ ссылки, который именуется вольнонаемной лагерной службой: вы вашъ срокъ закончили, никуда изъ лагеря васъ не выпускаютъ, но вы получаете право жить не въ баракe, а на частной квартирe и получаете въ мeсяцъ не 3 рубля 80 копeекъ, какъ получаетъ лeсорубъ, не 15-20 рублей, какъ получаетъ бухгалтеръ, и даже не 70-80 рублей, какъ получалъ я, а напримeръ, 300-400, но никуда изъ лагеря вы уeхать не можете. Человeкъ, уже разъ попавшiй въ хозяйственную машину ГПУ, вообще почти не имeетъ никакихъ шансовъ выбраться изъ нея, человeкъ, попавшiй по террористическимъ дeламъ, -- и тeмъ болeе.

Въ виду всего этого, лагерная молодежь вела себя по отношенiю къ администрацiи весьма независимо и, я бы сказалъ, вызывающе. Видъ у нея при разговорахъ съ какимъ-нибудь начальникомъ колонны или лагернаго пункта былъ приблизительно такой: "Что ужъ тамъ дальше будетъ -- это плевать, а пока что -- я {370} ужъ тебe морду набью". Психологiя, такъ сказать, "отчаянности"...

Били довольно часто и довольно основательно. За это, конечно, сажали въ ШИЗО, иногда -- рeдко -- даже и разстрeливали (публика квалифицированная и нужная), но все же администрацiя всякихъ ранговъ предпочитала съ этимъ молоднякомъ не связываться, обходила сторонкой...

Я, конечно, зналъ, что товарищъ Подмоклый среди всей этой публики имeетъ какихъ-то своихъ сексотовъ, но никакъ не могъ себe представить -- кто именно изъ всeхъ моихъ футболистовъ и прочихъ, подобранныхъ лично мной -могъ бы пойти на такое занятiе. Затесался было какой-то парень, присужденный къ пяти годамъ за превышенiе власти. Какъ оказалось впослeдствiи, это превышенiе выразилось въ "незаконномъ убiйствe" двухъ арестованныхъ -парень былъ сельскимъ милицiонеромъ. Объ этомъ убiйствe онъ проболтался самъ, и ему на ближайшей футбольной тренировкe сломали ногу. Подмоклый вызвалъ меня въ третью часть и упорно допрашивалъ: что это, несчастная случайность или "заранeе обдуманное намeренiе"?

Подмоклому было доказано, что о заранeе обдуманномъ намeренiи и говорить нечего: я самъ руководилъ тренировкой и видалъ, какъ все это случилось. Подмоклый смотрeлъ на меня непрiязненно и подозрительно, впрочемъ, онъ, какъ всегда по утрамъ, переживалъ мiровую скорбь похмeлья. Выпытывалъ, что тамъ за народъ собрался у меня на Вичкe, о чемъ они разговариваютъ и какiя имeются "политическiя настроенiя". Я сказалъ:

-- Чего вы ко мнe пристаете, у васъ вeдь тамъ свои стукачи есть -- у нихъ и спрашивайте.