А Соловьев - Сан Мариона

Персам было также безразлично, кто правит в Дербенте, но было небезразлично, как правят. Шахрабазу все равно, кому служить, если уж этого не избежать, и кто у него в подчинении, если без этого не обойтись, но было далеко не все равно, как к нему относятся. Персов он задабривал, а чернь постоянно ощущала на себе его тяжелую безжалостную власть. А в сущности, он равнодушен и к тем, и к другим. Но люди помнили, что у них есть правитель.

Вечером к Шахрабазу тайно провели монаха-христианина в длинном черном плаще.

Шахрабаз принял его в крохотной, удаленной от жилых помещений келье, освещенной единственным бронзовым светильником. Льняной фитиль, пропитанный нефтью и не прикрытый стеклянным колпаком, чадил и потрескивал, углы кельи скрывались в синеватом мраке. За спиной сидящего в кресле Шахрабаза стоял, по-волчьи мерцая глазами, дворецкий Мансур. Возвышаясь возле низкой двери, осторожно переминался великан-телохранитель.

Монах, решительно войдя в келью, наклонил голову, приветствуя Шахрабаза, откинул капюшон, отстегнул на правом плече фибулу, отбросил длинный черный плащ, и перед правителем Дербента предстал седеющий широкоплечий человек мощного сложения, в роскошном атласном скарамангии [скарамангий - дорожная одежда аристократов в Византии, напоминала разукрашенный кафтан], украшенном сканевыми [скань - ювелирные изделия из крученой золотой и серебряной проволоки] золотыми узорами. Широкий пояс, обшитый золотыми бляшками, говорил о знатности владельца. На поясе висел короткий кинжал. Из-под ворота скарамангия виднелась вороненая кольчуга. На крупном благородном лице было выражение властности и надменности.

- Я протоспафарий [протоспафарий - высокий государственный чин в Византии] Кирилл! - звучно проговорил вошедший, гордо подняв голову.

Растерявшийся Шахрабаз медленно приподнялся с единственного в келье кресла. В молодости, неоднократно участвуя в походах против Византии, он был наслышан о смелом и решительном полководце-протоспафарии Кирилле и сейчас совсем не ожидал встретить его во дворце. Более того, он был прекрасно осведомлен, что чин протоспафария Византии соответствует в Персии чину ширваншаха - наместника провинции, приравненной к столичной области.

- Приветствую протоспафария Кирилла!

- Привет и тебе, филаншах Шахрабаз! - просто сказал гость.

Шахрабаз выразительно глянул на Мансура. Тот выступил из-за кресла, подойдя к маленькому круглому столу, позвонил в серебряный колокольчик. Появился слуга, бесшумно двигаясь, принес еще одно легкое витое креслице.

- Не обессудь, дорогой Кирилл, что встречаю тебя... - Шахрабаз развел руками. - Может, нам следует перейти в более подобающее столь высокому гостю помещение?..

- Не трудись и не хлопочи, я пришел монахом и уйду монахом, возразил Кирилл, усаживаясь в кресло. Помолчав, он сказал: - Раньше мы могли встретиться только на поле брани, а сейчас - как меняются времена не кажется ли тебе странным: византийский вельможа - тайный гость у вельможи персидского... - Говоря, он изучающе приглядывался к сидящему напротив филаншаху.

- Я не перс, я албан.

- О, я много слыхал лестного о твоем уме, Шахрабаз, но не ожидал, что ты столь проницателен! - звучно воскликнул гость. - Для того чтобы так сказать случайному, а я для тебя пока - случайный гость, надо догадаться о цели моего появления у тебя...

- Я догадался...

Некоторое время они смотрели друг на друга - смотрели серьезно и внимательно.

- Так будем в таком случае откровенны, - с прямолинейностью воина, не привыкшего вроде бы хитрить, понизив голос, сказал Кирилл, но замолчал, покосившись на араба Мансура.

- При нем можешь говорить все...

- Хорошо. Надеюсь, ты уже понял, что дни Персии сочтены?

- Знаю и об этом.

Теперь протоспафарий развел руками и задумался, опустив крепкую голову. Шахрабаз терпеливо ждал.

Он не лгал, говоря, что догадался о цели приезда протоспафария в Дербент, но не знал, что дни Персии сочтены, и уверил Кирилла только потому, что, почувствовав, что за словами протоспафария что-то скрывается, понял: выгоднее казаться осведомленным. Впрочем, у Персии недавно появился новый враг, но знал ли об этом Кирилл? В тусклом свете блестели на поясе гостя золотые бляшки. А пояс потомка Урнайра Шахрабаза украшен серебром, ибо в Персии золотые украшения на поясе могут носить только мазрапаны. Разве это не оскорбительно, разве не уготована Шахрабазу лучшая участь? Но с другой стороны, можно распроститься и с тем, что уже имеешь.

Кирилл поднял голову, решительно вынул из-за пояса плотный пергаментный пакет, протянул его филаншаху:

- Прочти, потом побеседуем.

На пакете была оттиснута квадратная печать кагана Турксанфа. Послание было написано по-албански. Это было неудивительно. При дворах правителей содержатся обученные люди, знающие чужие языки и письменность, тонкости придворных этикетов и многое другое, что необходимо для внешних сношений. Вот что было в письме:

"Тому, кто прочтет нашу весть, пожелание здоровья и всяческого благополучия, процветания семье. Шахрабаз! Тебе говорю я, Турксанф: мои войска неисчислимы. Птица, оказавшись в середине моей конницы, не сможет долететь до края и погибнет от усталости. Кони откормлены, воины сыты и томятся бездельем. То, что я не взял в прошлый раз, возьму теперь. Войско мое скоро затопит всю Албанию, Иберию, Армению, а персы проклянут тот день и час, когда родились на свет, ибо я, Турксанф, помня о хорошем, никогда не забываю зла, причиненного Хазарии. Шахрабаз! Говорю тебе: что дали тебе персы, что даю я! Персы дали тебе Дербент, я дарю тебе всю Албанию. В землях твоих ты будешь царем, и предки твои на великой небесной равнине возрадуются. Поверь мне и пропусти мою конницу через Железные ворота. Подумай три дня. Я иду. Не сомневайся: дети твоих детей будут помнить о моей доброте. Поверь: я не хочу, чтобы они помнили о моем гневе".

У Шахрабаза не было детей. Но сам он хотел жить как можно благополучнее и как можно дольше.

Пропустить войска Турксанфа через Железные ворота значило сдать крепость.

В письме ощущалась уверенность, идущая от сознания собственной силы. Оно подтверждало сведения, полученные от лазутчиков. Недавно один из них донес:

"Он (Турксанф) уведомил всех тех, кто находился под властью его племена и народы, жителей полей и гор, живущих в городе или на открытом воздухе, бреющих голову и носящих косы - чтобы по мановению его руки все были вооружены и готовы. Он поклялся, что всех воинов ожидает богатейшая добыча".

Второй лазутчик, почти одновременно с первым, сообщил, что со времен нашествия царя царей, могучего Аттилы, никогда еще не собиралось такого количества войск, сколько собралось сейчас под желто-голубыми знаменами хазарского кагана. Двенадцать лет назад Турксанф казался шакалом, рыскающим возле дремлющего льва, а теперь шакал превратился в льва, полного свежих сил, а его противник одряхлел.