Константин Станюкович - Два брата

- Ведь возможно, папа? И тогда, какой бы ни был твой Евгений Николаевич, а придется усмирять. Ведь придется?

- Ну, конечно, придется.

- Выходит, папа, как ни ворочай дело, а дело-то скверное. Ну, положим, и отсрочит. Ведь не с неба же явятся деньги потом.

- Извернутся понемногу. Как-нибудь выплатят.

- И ведь Залесье - один случай, а таких случаев разве один? Газеты читаешь, надеюсь?

- Ну что ж? Ты, Коля, сейчас преувеличиваешь! Сейчас же обобщаешь и как будто нарочно стараешься окрасить в мрачный цвет все. Это у вас, у молодежи, точно закон какой-то! Ну, да, времена не особенно хорошие, несовершенством полна наша жизнь, все это справедливо, но что ж из этого? Лес рубят - щепки летят. Не сразу же все. Не все же кругом Кривошейновы, не все же эгоисты. И разве всегда так будет, как теперь? Не вечно же! Прежде хуже было, - что сказал бы ты в наше время? - а нынче уж не то. Разве прогресс не заметен? И что это за манера сомневаться да глумиться? Глумиться, Коля, легко. Надо верить и работать с этой верой. Чокнемся же, мальчик мой, за лучшие времена. Чокнемся, и да не оскудеет в тебе вера в ближнего своего!

Николай с любовью смотрел на своего старика, в котором жила такая сильная, горячая вера. И самому ему, под впечатлением горячих слов, все показалось светлей и лучше, и самому ему еще более верилось в свои молодые силы, тем более что они с отцом уже допивали вторую бутылку шампанского.

- Удивительно ты живуч, папа! - проговорил Николай.

- Ну, а вы, молодежь, разве не живучи? - засмеялся старик.

- Мы? Мы, папа, все тронутые какие-то.

- Как тронутые?

- Так; почвы нет. Во что верили вы, в то мы не верим...

- Полно, полно клеветать на себя, Коля. Еще не жил, а уж не веришь. И во что это вы не верите? В жизнь, в людей? Глупости ты говоришь, Коля. Эдакий скептик в двадцать два года! Нечего сказать!.. Однако пойдем, мой скептик, спать. Пора. Заболтались мы с тобой.

Вязниковы решили остаться еще день в городе. Ивану Андреевичу надо было побывать в управе и навестить кое-кого знакомых.

Когда Николай на следующий день открыл глаза и потягивался в постели, Иван Андреевич уже был одет и собирался уходить.

- Заспался же ты, Коля! Двенадцатый час!

- Что ж ты не разбудил меня?!

- Да к чему же было тебя будить? После ужина надо выспаться. Ну, до свидания. Мне пора. А ты что будешь делать?

- Поброжу по улицам. Зайду в библиотеку; вечером пойду на бульвар.

- Ну, ладно, а я до вечера не буду дома.

- А обедать где будешь? Разве не вместе?

- Нет. Не знаю, как успею. Обедай без меня.

Николай оделся и пошел бродить по городу. От нечего делать зашел в гостиный двор и очень обрадовался, встретив Лаврентьева.

- Здорово, Николай Иванович! - произнес он. - Ну, я сегодня удостоился - был у губернатора. И прошение подано. Ничего. Обнадежили лапотников. Они уж и домой пошли, а я вот остался на денек, кое-что по хозяйству купить, весело говорил Лаврентьев. - Надо справляться. И одежину надо пошить. Оно как будто и в самом деле лучше пошить, а то ходишь словно бурлак. Надо теперича при параде.

"Вот оно что! - усмехнулся про себя Николай. - Совсем преображается дикий человек по случаю женитьбы!"

- А вы, Николай Иванович, куда идете? - спросил Лаврентьев.

- Шатаюсь, как видите.

- Так помогите мне, любезный человек. Сходим к портному насчет фрака.

- Вы и фрак заказываете? - невольно вырвалось у Николая.

- То-то!.. Советуют все; мало ли какая надобность... И то сегодня губернатор на мою сюртучину зарился. А еще поглядим фортепианы. Я звал Елену Ивановну, да она не поехала. Нездорова, говорит.

- Что с ней?

- А бог ее знает. Так, никакой болезни будто и не видно. Я сказывал, чтобы лекаря, - не хочет! - проговорил Григорий Николаевич как-то грустно. Да и фортепианы просила еще не покупать. Так мы только присмотрим. Елена Ивановна любит музыку! - с любовью произнес Лаврентьев.

Николай с удовольствием согласился. Они сперва пошли к портному. Когда немец-портной сказал, что фрачная пара будет стоить семьдесят пять рублей, то Григорий Николаевич даже ахнул.

- Да наплюйте мне в рожу, если я такие деньги дам! Отроду не плачивал. Что во фраке-то... и материалу нет, а такая прорва денег!

Николай и портной не могли не улыбнуться.

- Но зато фрак будет, настоящий фрак! - говорил портной.

- Не танцует! - проговорил Григорий Николаевич. - Пойдем, Николай Иванович, к другому немцу.

- Оно можно, господин, и дешевле, - улыбаясь, проговорил почтенный немец, - но зато не тот материал.

- Главное, чтобы прочно, потому этот мне фрак до смерти.

Лаврентьев торговался, как торгуется русский крестьянин. Он несколько раз уходил из лавки, снова возвращался и наконец решился заказать фрачную и сюртучную пару за шестьдесят рублей.

Портной стал снимать мерку, а Григорий Николаевич все приговаривал:

- Первое дело, чтобы пошире.

Николай только улыбался, глядя на этого "медведя", и представлял, каков он будет во фраке.

А "медведь" и сам смеялся.

- То-то хорош я буду во фраке, Николай Иванович!.. Ну, теперь фортепианы пойдем смотреть!

Николай перепробовал довольно много инструментов и выбрал несколько на разные цены. Лаврентьев не ахнул тут, когда за лучший инструмент спросили шестьсот рублей; он только спросил, нельзя ли сто скинуть, и когда ответили, что можно скинуть только двадцать пять рублей, он сказал, что через неделю решит дело.

- Пусть Елена Ивановна посмотрит! - заметил он Николаю. - Понравится куплю. Спасибо, Николай Иванович, - прибавил он, крепко потрясая руку Николая. - Теперь, кажись, все. Разве космы-то свои снять!.. Как вы думаете? Уж заодно!

- Пожалуй, постричься не мешает.

- И бороду маленько обкорнать?

- Ничего и бороду! - подтвердил Николай, все более и более удивляясь.

- Ну, ладно. Послушаю вас, Николай Иванович. Добрый вы, как погляжу, человек-то! Смотрите, ко мне захаживайте. Мы так и не успели заведения моего поглядеть. Вы в Питер-то скоро?

- В сентябре, думаю.

- И что в вашем Питере? Вонь одна. Оставались бы у нас, Николай Иванович, право. В деревне жизнь вольная. Тоже и здесь дело найдется. Вы, слышал я, собираетесь в адвокаты?

- Да.

- Так у нас честному человеку здесь дела-то довольно, право. Аблакаты-то здешние, вроде Потапки, душат мужика!.. Эк я зубы-то заговариваю, а дело-то и забыл... Сегодня встретил я здесь васильевского старосту. Они судиться хотят с Смирновой.

- Так что же?

- А то, что просил меня указать им адвоката. Чего лучше - вам-то? Хотите?

- Я был бы очень рад! - воскликнул Николай, обрадованный и польщенный внезапным предложением Григория Николаевича.

Воображение тотчас же рисует ему заманчивую картину: он на суде говорит блистательную и убедительную речь при массе публики (верно, Нина Сергеевна тоже будет и Леночка тоже) и выигрывает дело, являясь, таким образом, защитником угнетенных крестьян.