Мирослава Бердник - Пешки в чужой игре. Тайная история украинского национализма

Кто знает, — может, и осталась бы Центральная Рада таким себе национально-культурным центром, если бы не сыграл на амбициях профессора Грушевского приехавший вслед за ним некий Иван Маевский. С этим человеком судьба свела Грушевского в Москве, где они собирались организовать акционерный издательский союз, специализирующийся на книгах украинских авторов. О Маевском Михаил Грушевский в своих «Споминах» приводил такие сведения: «Дитячі літа він прожив десь на Адрії, вихований по-італійськи, потім хлопцем був привезений батьком до Кременчука, тут учивсля в реальній школі, підлітком років 14–16 виїхав до Америки, там натуралізовався, скінчив, по його словам, медицину, але заінтересувався літературою, між іншим, був знайомий з Джеком Лондоном… мав в собі багато авантюристичного…»

И вот этот человек, который «мав в собі багато авантюристичного», приехав из Москвы, начинает уговаривать Грушевского примерить на себя роль «украинского Родзянко» (главы III и IV Думы) или «украинского Львова» (премьера первого и второго кабинетов Временного правительства). Сам Грушевский об этом пишет так: «Вперше я почув її від вищезгаданого Маєвського, але, знаючи його ексцентричність і індивідуальність, не надав їй особливого значення, думаючи, що вона зостанеться ще надовго його індивідуальним добром. Як «давній московський знайомий», він часами заходив зі мною в довірочні розмови, ким я хочу бути — чи Родзянко, чи Львовим, а коли я висловив своє нерозуміння сього питання, пояснив свою гадку: час внести ясність і роздільність у функції нашого українського центру; Ц. Рада мусить правильно і постійно функціонувати як тимчасовий український парламент; але мусить поруч нею бути, чи нею організовуватись українське правительство; він займався пропагандою сієї ідеї, і наперед хотів би знати, яку роль взяв би я собі при здійсненні сього плану… Я, скільки памятаю, відповів йому, що мені ся справа не здається такой негайною, особливої роботи для екзекутиви (исполнительной власти — М.Б.) я не бачу, і Ц. Рада може ще довго полагоджувати чергову організаційну роботу в нинішній формі, але в кожнім разі не маю охоти переходити на екзекутиву і краще б зістався в Ц. Раді, поскільки можу бути їй корисний».

Грушевского устраивала роль «батька», который сидит во главе представительского органа «всієї організованої української людності». Однако он узнал, что Маевский уже обсуждал свои предложения в ЦК эсэров; поэтому, «сыграв на опережение», в мае в статье для газеты «Народна воля» написал о необходимости создать «Тимчасовий український уряд» и о его функциях: «Він організовує при собі комісії для всяких справ наших українських — комісію організаційну, військову, освітню, правничу, фінансову й інші… повинен об’єднувати й керувати національно-політичною діяльністю всіх українських організацій для осягнення тих політичних завдань, для яких об’єднувались сі організації — осягнення широкої автономії України в Федеративній Російській республіці…»

Скоро Центральная Рада, почувствовав слабость Временного правительства, перестала считаться с его властью и стала рассматривать себя как орган автономный и независимый от общероссийских учреждений. Впервые это проявилось в обращении Центральной Рады к Временному правительству с декларацией, в которой излагался ряд требований. Этот документ повезла депутация во главе с Винниченко. Депутация эта, посланная за спиной Исполкома, привела к столкновению между Исполкомом и Радой. На следующий день все киевские газеты вышли с заголовками «Украинский вопрос в Исполнительном комитете». Была послана контрдепутация. Однако она оказалась излишней, так как к этому времени Временное правительство отвергло требования Центральной Рады. Дело в том, что, как обиженно вспоминал Винниченко, Временное правительство приняло делегацию, но « вместо того, чтобы дать простой и точный ответ, начало играть комедию: напустило на делегацию комиссию профессоров, которая набросилась на нас и начала щупать со всех сторон, стараясь сбить ее с позиций, втянуть в юридические дебри, запутать и потом взять живыми в руки» . Здесь уместно упомянуть, что те, которые, по словам Винниченко, хотели «взять их живыми в руки», были украинцы — юристы Лазаревский и Котляровский. Временное правительство «напустило» на делегацию специалистов, желая поставить разговоры на чисто юридическую точку зрения.

После этого и началась агитация против «узурпаторского» Временного правительства. В Киеве как раз начался Второй военный съезд, на котором присутствовало украинизированное воинство, которое «зовсім не виявляло бойової революційної енергії. Воно радо відзивалось на революційні кличі, котрі зводили його з фронту, віддаляли необхідність воюватись і битись, але дуже слабо реагувало до покликів до бою з ким би то не було ».

И вот на Софийской площади 4 июня 1917 года это славное воинство, не желавшее «воюватись», провело митинг, на котором и был брошен клич — объявить автономию. Как вспоминал Грушевский, «к ульмінаційним пунктом його був момент, коли котрийсь із військових делегатів висловив тверду волю не роз’їздитися з Києва, поки автономія України не буде забезпечена».

На следующий день съезд продолжился в Киевском оперном театре. Именно там и разрабатывался проект обещанного Центральной Радой универсала. И хотя Грушевский на вский случай избежал участия в подготовке опасного документа, ему в деталях обо всем рассказали, о чем он и написал в своих воспоминаниях. Владимир Винниченко, возбужденный эмоциональностью и театральностью события, предложил свой, радикальный вариант универсала, но умеренные и взвешенные коллеги, такие, как Ефремов, назвали предложение авантюрным. После этого, как сообщает Грушевский, Винниченко « заявив повну готовність вигладити». «Гладили» так, что от первоначального текста осталось только название «универсал». Кстати, даже столь умеренный документ Грушевский так и не подписал, боясь взваливать на себя ответственность. Универсал отправили в типографию без подписи председателя Центральной Рады, хотя в правовом отношении без визы председателя все законы и постановления ЦР являлись нелегитимными.

Эмоциональные воспоминания о провозглашении Первого универсала оставили как Винниченко, так и Грушевский. Зачитывал его в оперном театре Владимир Винниченко. Но, опять-таки, утверждения полной независимости Украины в документе не было:

«Хай буде Україна вільною. Не одділяючись від всієї Росії, не розриваючи з державою Російською, хай народ український на свої землі має право сам порядкувати своїм життям…