Валерий Величко - От Лубянки до Кремля

Основная масса населения Индии — ортодоксальные индусы, которые, завершив жизненный путь, предпочитают традиционный погребальный костер. Индуистские обычаи кремации сохранились неизменными с незапамятных времен. Тщательно соблюдается каждая деталь. Если погребальный обряд был выполнен не по всем канонам, то душа не найдет себе нового тела и станет блуждать, как злой дух.

На месте кремации (шамашане) сооружается невысокая каменная платформа или выкладывают ложементы для костра в виде каменного, бетонного прямоугольного корыта. На платформе, украшенной ветками и цветами, выкладывается поленица из нескольких рядов дров. Если сжигают тело состоятельного человека, то в дрова непременно добавляют несколько поленьев ароматного сандала.

Покойников одевают в самые лучшие и красивые одежды. Для доставки тела к месту кремации индусы не используют гроб. Покойника укладывают на бамбуковые носилки и укрывают чистой белой или цветной материей.

Погребальный костер разжигается старшим сыном. Если он хоронит мать, то огонь зажигает в ногах, если отца — у головы. В огонь подливают ароматические масла для того, чтобы разгорающееся пламя охватило все тело покойного.

В погребальном ритуале важна каждая деталь — форма сосуда со священной водой, точная интонация произносимых слов. Брахманы начинают читать мантры, готовя все еще заточенную в теле душу к возрождению. Собравшиеся бросают в костер жертвоприношения, другие распевают гимны, вызывают духов. Сын и все представители мужского пола семь раз обходят вокруг погребального костра.

После того как останки прогорят в костре, родные и близкие покойного возвращаются домой, где совершают ритуальное омовение для самоочищения. На третий день родственники приходят к месту кремации и собирают пепел, который, как правило, должен быть рассеян над священными водами Ганга.

Люди снимают с пушечного лафета и берут на плечи тело Раджива Ганди, обернутое индийским национальным флагом. За ними следуют машины с семьей и близкими покойного. Вся эта кавалькада стремительно приближается к месту кремации.

Наконец тело Раджива возлагают на приготовленный постамент.

Национальный флаг снят. Офицеры вооруженных сил Индии отдают последние почести Р. Ганди. Перевернутые карабины личной гвардии — знак особого уважения к лидеру нации.

Появился индуистский священнослужитель — П. Ачатиа: огромная седая борода, копна черных с проседью волос; облачен в национальный наряд. В 1984 году он же проводил на Раджгхате кремацию Индиры Ганди. По ритуалу Ачатиа поливает погребальные останки священной водой из Ганга. Происходит полное слез прощание родственников с любимым мужем и отцом.

Священник берет зажженный факел и протягивает сыну Раджива — Рахулу. Тот подносит факел к заготовленной дровяной кладке и предает огню останки своего отца и бывшего премьер-министра. Сухие поленья быстро охватывает пламя. (При похоронах своего деда — Джа-вахарлала Неру, а потом и матери — Индиры Ганди эту печальную обязанность выполнял Раджив Ганди.)

Так проходит не менее часа. Произносятся молитвы, звучат песнопения, люди неистово кричат и плачут… Многие впадают в состояние транса: глаза у таких закатываются, у рта — пена.

Минуло полтора часа. Два….

Я стоял в пяти-семи метрах от эпицентра событий. Ощущал на лице жар пламени, казалось, можно было дотянуться до костра рукой. Ощущение не самое приятное: кажется, что пепел и сажа начинают покрывать тебе лицо, шею, руки.

Солнце никого не щадит, а тут еще костер рядом полыхает. Жара становится невыносимой. Вижу, Геннадий Иванович подает мне знак, просит подойти.

Пробираюсь к нему не без тревоги: не случилось ли чего. «Узнай, пожалуйста, — просит он, — сколько времени еще может продолжаться ритуал». Подхожу к индийским коллегам, которые нас курируют. Задаю им тот же вопрос. Они улыбаются: «Обычно, несколько суток, во всяком случае, дня два, не меньше».

(При использовании энергетически емких горючих материалов и кислородного поддува в современном крематории тело покойника сгорает в течение 4 часов).

«Что вы, ребята! Мы и без того уже несколько часов провели на вашей жаре, что для европейца смерти подобно! Неужели вы говорите серьезно? — Надо мной сжалились. Объяснили, что несколько дней длится ритуал, по протоколу же церемонии можно уйти после того, как встанет со своего места и покинет его президент Индии. По очень большому секрету мне сообщают, что сие событие произойдет довольно скоро. Индийский президент уже собирается уезжать.

«Но имейте в виду, — добавили они, — что если вы не успеете покинуть свои места сразу вслед за президентом, то застрянете здесь надолго. Потому что как только он покинет святилище, полиция тотчас блокирует весь гостевой квадрат для безопасности его обитателей».

Но как тут выйти, если площадка, на которой расположились гости, огорожена толстенным ярко-желтым канатом: ни перешагнуть его, ни обойти. Разве что подлезть, немного приподняв? Видимо, заметив мое сомнение, индийские коллеги задают мне почти интимный вопрос: «А ваше охраняемое лицо могло бы «поднырнуть» под канат?» Я высказываю надежду уговорить Геннадия Ивановича. И тогда план созревает почти молниеносно.

«Перед тем, как президент встанет, — заговорщицки шепчет мне индийский офицер, — я достану носовой платок и проведу им по лбу, словно вытираю пот. В вашем распоряжении будет секунд двадцать. Вы должны за это время преодолеть канат и быстренько пройти к своим машинам». — А президентские автомобили были припаркованы рядом с нашими. — «Успеете — считайте, что вам повезло: вливаетесь в президентский кортеж и под «зеленую волну» проходите практически до посольства». Вот такой алгоритм.

Непростая задача, если учесть уровень мероприятия, протокол, этикет… Но попробовать надо. С этим убеждением пробираюсь снова к Янаеву и тотчас сталкиваюсь с проблемой, которую еще недавно считал благом. Сидящий рядом с Геннадием Ивановичем Наджибула прекрасно знает русский язык. Нам-то сделали доброе дело, но если за нами увяжется Наджибула, его примеру последуют другие — сорвем мероприятие, сведем на «нет» всю работу наших индийских доброжелателей, да еще навлечем на их головы массу неприятностей.

Янаеву говорю поэтому почти беззвучно: не хотите ли, Геннадий Иванович, покурить? Единственное, ради чего протокол разрешал отойти от своего места, была именно возможность курения.

Он, наверное, решил, что я окончательно перегрелся. Я ведь никогда не курил. Но все же предложение принял. Отошли мы с ним в сторонку, только тут я смог ему раскрыть карты. Самый ответственный момент я изложил в заключение. — «Геннадий Иванович, а не могли бы Вы вспомнить молодость?..» Не знаю, больше меня его реакция удивила или обрадовала. — «Да хоть на канат, хоть под канат! Мне уже все равно, нет сил больше сидеть на солнцепеке!»