Ефим Черняк - Призрачные страниц истории

…В начале 1845 г. к директору парижского театра «Одеон» Леру явился молодой человек, отрекомендовавшийся доверенным лицом адвоката Геро Лагранжа, прямого потомка Шарля Лагранжа, казначея труппы и друга великого Мольера. Геро Лагранж, проживавший в городе Руане в доме своего предка, разбирая недавно старинные фамильные бумаги, обнаружил считавшийся утерянным мольеровский фарс «Влюбленный доктор», который почти два века назад был показан на сцене королевского дворца Лувр. Хотя эта комедия вызвала восторг зрителей, рукопись, как предполагали, была уничтожена самим Мольером, критически относившимся к своим ранним творениям. Находка Геро Лагранжа вызвала сенсацию. Разумеется, пьеса была принята к постановке в «Одеоне». 1 марта состоялась премьера. Она и последующие представления давали полные сборы. Проведенный графологический анализ подтвердил подлинность рукописи. В числе немногих, выразивших сомнение в подлинности, был писатель Теофиль Готье, но его голос был заглушен восторженным хором других литераторов и историков. Все это продолжалась, пока Эрнест де Калонн — такова была фамилия молодого человека, принесшего рукопись директору «Одеона» — не объявил во всеуслышание, что он является автором пьесы, идущей под именем Мольера, и что никакого Геро Лагранжа не существовало в природе. Репортеры кинулись в Руан и не обнаружили там ни дома Шарля Лагранжа, ни адвоката Геро Лагранжа. Подделать комедию Мольера Калонн решил в отместку за то, что «Одеон» пренебрежительно отверг две его пьесы, подписанные собственным именем, а рукопись «Влюбленного доктора» ему помог сфабриковать знакомый палеограф. Калонн не стал профессиональным драматургом. Правда, несколько его пьес были поставлены на сцене, но ни одной из них не выпало особого успеха. Как и в других случаях, талантливый имитатор оказался посредственным драматургом.

Большая часть подделок, о которых идет речь, являлись своеобразным отражением особенностей не только политической борьбы, но и воцарившейся атмосферы мистификационного бума. О его масштабах позволяет судить хотя бы такой пример. По подсчетам исследователей во Франции между 1822 и 1835 годами было продано более 12000 рукописей, писем и других автографов знаменитых людей, в 1836–1840 годы было выставлено для продажи на аукционе 11000, в 1841–1845 — примерно 15000, в 1846–1859 — 32000. Некоторая толика из них была уворована из государственных и частных библиотек и коллекций, но основная масса являлась подделками. Повышение спроса рождало увеличение предложения, причем производство подлогов опережало в это время улучшение методов их выявления. Успехи естественных наук, особенно химии, позволявшие, в частности, определять возраст рассматриваемого документа, новые пока еще не совершенные способы разоблачения мистификаций использовались скорее в виде исключения.

Серединные десятилетия века были временем массовой фабрикации личных писем писателей и художников. Подделывать письма оказывалось легче, чем стихи, поэмы и романы. Для успешной подделки литературного произведения, имитации стиля автора, его манеры письма, его видения мира требовался если не талант, подобный таланту автора, то все же специфические способности к имитации и, хотя и не всегда, определенное литературное дарование. Нет необходимости перечислять эти подлоги, тем более что их авторы обычно не преследовали цель внесения значительных изменений в историю литературы или биографии подделываемых писателей, а лишь фабриковали годные для продажи подложные автографы. Нельзя не упомянуть в этой связи майора Джорджа Байрона, выдававшего себя за сына гениального английского поэта, на которого он внешне походил. Проживая в Англии, а потом в США, он подделал массу документов и писем не только Байрона, но и Шелли, Китса. Его фальшивки отличались высоким качеством подделки бумаги, чернил, почтовых штемпелей. Если сильной стороной его рукоделия была внешняя сторона, то слабой оказалось содержание некоторых из подделанных рукописей знаменитых поэтов (в частности, Шелли), кусками списанных из опубликованных материалов, что и способствовало разоблачению фальсификатора.

Не меньшую активность проявляли мистификаторы и в подделке писем и документов крупных государственных деятелей и других известных лиц. Если раньше фабриковались большей частью письма современников как орудия в политической борьбе, то теперь фальшивки приписывались самым различным историческим персонажам. Так во Франции в начале XIX века были выброшены на книжный рынок фальшивые сборники писем мадам де Помпадур, переписка Людовика XVI с братьями и т. д. Во второй половине века занялся массовым изготовлением подлогов В. Г. Смит. Он начал свою карьеру в Эдинбурге в Шотландии фабрикацией фальшивых писем и рукописей не только писателей Бернса, Вальтера Скотта, но и Марии Стюарт, Якова I и Карла I, Оливера Кромвеля, Э. Берка, У. Питта младшего и многих других. В 1892 г. Смит был арестован и признан виновным в подлоге.

В США появились подложные истории отдельных штатов. Сочинение священника Ричарда Питерса «Общая история Коннектикута» (1829) содержало материалы по истории пуританизма в колониальный период и законы, якобы принятые ассамблеей штата. Эти сведения многократно цитировались последующими историками, пока не была установлена вымышленность сведений, сообщаемых в труде Питерса. В 1850 г. первый известный американский фабрикатор подделок Роберт Спринг изготовил фальшивые письма Вашингтона и Франклина. В то же время Д. Коси под делал письма Д. Адамса, С. Адамса, Патрика Генри, Эдгара По и даже английского философа Френсиса Бэкона. Эти подделки открывают длинный ряд фальшивок, сфабрикованных последователями Коси. Ч. Гамильтон в книге «Великие подделыватели и знаменитые подлоги» (Нью-Йорк, 1980) писал, что никто «из европейских подделывателей… не может сравниться с ловкими американскими фабрикаторами подлогов».

Летом 1867 г. известный французский ученый, математик Шаль, на заседании Института (Академии наук) представил вниманию коллег несколько писем Паскаля — английскому химику Бойлю и Ньютону, а также письма матери Ньютона — Паскалю. Письма эти производили переворот в представлениях о развитии науки. Из них явствовало, что Паскаль убедил одиннадцатилетнего Ньютона всерьез заняться математикой. Более того, Паскаль изложил ему результаты своих исследований, в том числе и закон всемирного тяготения, создавший Ньютону славу научного гения! Впечатление, произведенное этими письмами, не могли поколебать и отдельные возражения английских ученых, которые стали считать продиктованными чувством уязвленной национальной гордости. Англичане потребовали предъявления подлинников этих писем для изучения их экспертами, хранителями ньютоновского архива. Было доказано, что сообщаемые Паскалем цифровые данные о Солнце, Юпитере, Сатурне и Земле повторяют данные, приводимые в издании трудов Ньютона, опубликованных в 1726 г. В одном из писем упомянут кофе, впервые привезенный в Западную Европу турецким послом только в 1669 г., через семь лет после кончины Паскаля. В ответ Шаль представил массу документов современников, начиная с французских королей Людовика XIII и Людовика XIV и английского короля Якова II и кончая сестрой Паскаля, поэтом Джоном Мильтоном и многими другими. Из писем явствовало, что Ньютон всегда завидовал Паскалю, а также Декарту, открытия которого он присвоил. На очередное заседание Института Шаль явился с еще одним пакетом документов, на этот раз писем Галилея Паскалю, в которых упоминалось, что французский ученый представил своему прославленному итальянскому собрату соображения по поводу закона всемирного тяготения. Критики выявили в представленных письмах две ошибки: в них шла речь о спутниках Сатурна, открытых лишь много позднее, в 1655 г., голландцем Гюйгенсом. К тому же Галилей к моменту «написания» им писем был уже четыре года как слепым. Шаль сумел ответить и на эти возражения. Он представил еще одно письмо Галилея, где тот сообщал, что потерял зрение лишь частично и распространял сведения о своей слепоте, чтобы избегнуть преследований со стороны Инквизиции. Он наблюдал Сатурн в подзорную трубу, которую завещал Паскалю, а тот — Гюйгенсу. Но в апреле 1869 г. Шалю уже в печати предъявили доказательство, что большая часть его собрания писем Паскаля и его знаменитых корреспондентов представляет собой материал, заимствованный из «Истории новой философии» А. Севериена, изданной в 1761 г. Шаль отмел и этот довод, уверяя, что тот просто описал известные ему документы Паскаля. Шаль предъявил при этом письмо Монтескье и записку всесильной фаворитки Людовика XV мадам Помпадур Севериену и ответ автора «Истории новой философии» с благодарностью за использованную драгоценную корреспонденцию. На это последовали обвинения в подделке уже писем современников Севериена и продемонстрированных Шалем новых документов, которые должны были засвидетельствовать подлинность ранее представленных писем и содержали благовидные объяснения выявленных дополнительно в них неточностей и анахронизмов. Всему этому движению по кругу пришел конец, когда посланные во Флоренцию фотокопии писем Галилея были сразу же признаны итальянскими экспертами грубой подделкой. Шалю пришлось приносить публичные извинения и просить содействия полиции в получении обратно 140 тысяч франков, уплаченных им за три тысячи фальшивых писем.