Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 5. Мощеные реки.

— Вулканологу в голову не придет, что человек — царь природы.

Этим изречением Николая окончилась наша беседа в кратере у Шивелуча.

* * *

У входа в палатку видим следы. Люди?! Кусок картонки с красной тряпкой, чтобы сразу заметили, и записка: «Были в 16 часов 20 минут. Прилетим по погоде».

…Погоды еще пять дней не было. И все время Шивелуч держал нас в спальных мешках, заставлял бить изнутри по стенкам палатки, чтобы стряхнуть горы снега. Вода в «копытце» вымерзла, и для чая надо растапливать скрипящий морозный снег. Кончился хлеб, кончился сахар. Ломаем одну на двоих сигареты. Но это все ничего, если бы не чертовы сапоги по утрам. Мы еще шутим, потому что возле палатки висит замерзшая четверть барана…

— Вертолет!!!

Не верим и все-таки все выбегаем. Вертолет.

Фото автора. 6 марта 1966 г.

ФОТОНОВЕЛЛА

Я получил письмо от сестры. «…Мы все очень скучали по старикам. Две недели, пока отец и мама гостили в Москве, Тобик выл — мы даже спать не могли. Козы не давались доиться — все руки у меня в синяках от козлиных рогов… Тобик перестал выть, как только услышал знакомые голоса. А коза маме все лицо облизала».

Читая письмо, я вспомнил любопытную встречу в недавнем путешествии…

Этот мальчик и эта птица живут на острове Беринга. Человек и птица не видели земли, кроме острова, окруженного водой Тихого океана.

Мальчика зовут Володя Христиченко. Он живет в деревянном доме островного поселка, ходит в школу. Большая чайка-мартын живет на берегу большой колонии таких же чаек. Океан после отлива оставляет на отмелях всякую живность.

Чайки за ней охотятся — целый день кричат, дерутся, летают над самым прибоем. А вечером вся колония собирается на ночлег. Птицы сидят, вобрав головы, — не то спят, не то дремлют.

Мы шли с Володей вечером у самой воды и распугали чаек. Они загалдели и поднялись.

Сотни птиц с огромными, как у орлов, крыльями полетели вдоль берега. Но одна чайка вдруг отделилась от стаи. Летит к нам. Опускается. Я отпрянул — птица села на плечо моему спутнику.

Володя остановился. Чайка сложила крылья и спокойно стала оглядываться. Мальчик не выражал удивления…

Весной Володя подобрал на берегу обессилевшего, мокрого, не умевшего летать птенца.

Отогрел, высушил и оставил дома. Аккуратно кормил, ходил с приемышем к берегу. Чайка выросла и вернулась в свою колонию. Но что-то осталось в памяти вольной птицы. Иногда она прилетает и долго сидит на крыше бревенчатой избы. А когда Володя приходит на берег — чайка узнает его. Если поблизости не много людей, птица опускается на плечо.

У дружбы великое множество путей…

У дружбы великое множество путей.

Север, весенний вечер.

Фото автора. 7 апреля 1966 г.

Умер человек и оставил наследство. Человек был из числа прекрасных чудаков, бескорыстный и непрактичный, потому и осталось наследство, которому люди понимающие цены не могут определить и которое до наследников пока не дошло — пылится в темных шкафах, в подвалах, и есть угроза гибели богатства, собранного делом большой человеческой жизни.

* * *

«Я хочу, чтобы вы меня поняли не только верхушкой, но и колотушкой», — старик в черной профессорской шапочке улыбнулся, прислонил руку к груди, призывая понять умом и сердцем все, что он хочет сказать. Теперь я знаю: каждую лекцию он начинал этим словом, он очень хотел, чтобы слово было предельно понятным и интересным. Шестнадцать лет назад, когда я первый раз его слушал, он был еще бодрым. Он говорил по-русски, потом пришли девять английских ученых, он стал говорить по-английски. Он мог читать лекции по-французски и по-немецки.

В поношенном пиджаке, в стариковских ботах он был похож на доброго сказочника, шкафы он открывал торжественно, как шкатулки, и слушатель щурился от блеска переливчатых крыльев райских птиц, фазанов, колибри.

Другая полка — белый волк, белый орел, белый ворон, белые сороки и воробьи. Глухарь, которого мы знаем угольно-черным, в этом шкафу имел куриное, серовато-коричневое оперенье. Сотни полок. Около семидесяти тысяч предметов на них, скульптуры и по стенам — картины. Любознательный человек чувствовал себя тут приглашенным на праздник. Ученый не был собирателем случайных диковинок.

Пройдя с ним мимо открытых шкафов и полок, слушатель за два часа постигал суть изменений и превращений всего живущего на земле. Для меня, например, дарвинская теория эволюции, понятная по школьным книжкам, вдруг ожила убедительной материальной достоверностью.

Я, взволнованный, попросил книгу отзывов. И увидел: не я один исполнен благодарности этому человеку. Среди прочих — иностранные записи и тоже с восклицательными знаками.

Я листал книгу. Старик, живший в каморке рядом с сокровищами, усталый после лекции, жарил яичницу. Я спросил: «А что же музей так тесен. И пыль?..» Старик ответил: «Сынок, недавно была война… Музей должен потерпеть. Но я уверен, будет построено хорошее здание. Обязательно. Погляди, сколько людей хотят этого».

Прошло шестнадцать лет. Недавно я зашел в знакомую дверь. Все как прежде. Тесно, «плечом к плечу» стоят высокие шкафы. Пыль на чучелах зверей, на картинах, на дорогих фолиантах в библиотеке. Старика нет. В последний раз я видел его три года назад. Постучался вечером. Дряхлый человек сидел в кресле-качалке в холодном коридоре у телефона. «Почему вы здесь, Александр Федорович?» — «А где же мне быть? Музей не должен быть глухим. Я один. Нет ни вахтера, ни сторожа. А вдруг кто-нибудь позвонит, вдруг надо узнать что-нибудь…» Музей был закрыт для посетителей. Это было мучительно для умиравшего человека. Музею была отдана вся его жизнь. Имя этого человека: Александр Федорович Котс…

* * *

Заглянем к истокам недавно оконченной жизни. Дом московских учителей, давних выходцев из Германии. Мальчик-сынишка в прихожей потихоньку выстригает пучок волосков из шубы нового гостя. Через полгода тем же гостям показана коллекция «русских мехов».

Шестнадцати лет мальчик получает серебряную медаль Российской выставки за коллекцию чучел птиц. Это время и надо считать началом большой человеческой страсти, страсти, посвященной бескорыстной службе науке и просвещению.

Это была интересная и необычная жизнь.

Студентом Александр Котс ездил в трудную экспедицию и привез в Москву большую коллекцию сибирских птиц. Он любил путешествия, но когда представилась желанная поездка на остров Мадагаскар, он отказался, потому что «дела коллекции» требовали его присутствия в Москве. Ученым-зоологом он в неурочное время нанялся работать в мастерскую, которая платила ему за труд чучелами птиц и зверей. Уже большим ученым он все свои «профессорские» деньги тратит на покупку все тех же чучел.